Картонные стены - Елизарова Полина
– Дерьмо погодка-то. – Бабуля посмотрела на небо, перевела взгляд уже выцветших, некогда голубых глаз сначала на доктора, а затем на Варвару Сергеевну.
– И не говорите, – согласилась Самоварова.
– Чего-то я вас раньше не видела… Недавно заехали? – Любопытная соседка слегка подпихнула заходившуюся в лае болонку ногой и быстро захлопнула за ней калитку.
– Домой иди, кому говорят!
Но строптивая собачонка теперь уже с другой стороны забора продолжала тявкать то ли на незнакомых людей, то ли на тревожные предгрозовые облака.
– Мы у Филатовых живем, – с улыбкой пояснила Самоварова.
– Так вы, наверное, Алинкины родители?
Варвара Сергеевна, оттягивая ответ, продолжала улыбаться. Она поглядела на собачонку, подошла поближе к забору и прицокнула языком:
– Ну-ну… Мы тебя не обидим, мы животных любим.
– А чего ж дочурка-то, приболела? То каждый день с такими вот палками мимо ходила, бодро так, загляденье смотреть, а теперь вдруг перестала… Фигурка-то у нее ладная, ни жиринки, вся в мать, – и бабуля недобрым взглядом измерила Самоварову с головы до ног. – Не стряслось ли чего? – с надеждой в голосе полюбопытствовала она.
– Так… – Варвара Сергеевна неопределенно пожала плечами.
– Да, время сейчас странное… А у нас тут вообще. – Бабуля развела руками. – Какая-то черная дыра… У Петровых, вон… – Она понизила голос и, кивнув на соседний, через дорогу, дом, выдержала небольшую паузу. – Шестимесячный, да еще и дебил родился. Может, к лучшему, что не выжил… Тем более Аркашка гулял. Пока женушка по больницам лежала, он и сюда умудрялся баб водить! Уж так они ребенка-то, несмотря на возраст, хотели, по всем клиникам ездили, даже в Израиль. И забеременела Софочка в Израиле! Что ж… Евреи толк в медицине знают. Да только вон оно как, все равно, выходит, не судьба.
– Не только евреи, – отозвался Валерий Павлович, до того что-то внимательно изучавший в своих чудесных наручных часах.
Бабуля, мигом поймав необходимый для дальнейшего разговора импульс, презрительно хмыкнула и тут же горячо затарорила:
– Да наша медицина давно уже прогнила! Здоровых до гроба залечивают, а из больных только деньги выкачивают, что, разве не так? Вот при советской власти, как бы ее сейчас ни ругали, был порядок! Ну очереди… А что, сейчас очередей нет? Да за свои же деньги!.. А если как бы забесплатно, так раньше врач коробке конфет был рад, а теперь без конверта в кабинет не зайдешь.
– Не следует чесать всех под одну гребенку, – отрезал Валерий Павлович и бросил на Самоварову вопросительно-настойчивый взгляд.
Ворчливая сплетница это заметила и, решив взять себе в союзники Варвару Сергеевну, приблизилась к ней вплотную. Теперь, намеренно игнорируя доктора, она обращалась к ней одной:
– Вот, голубушка, – махнула бабуля сухой рукой, с заметно кривоватыми, но тщательно наманикюренными пальцами, в сторону леса, неопределенно указывая на один из ближайших, располагавшихся по этой же стороне домов, – там у нас доктор живет. Онколог. Лощеный такой, важный… Ездит на черном «мерседесе». Вот скажите, может ли честный доктор со своей зарплаты на такой машине ездить?
– С зарплаты точно не может, – утвердительно кивнула Самоварова.
– Вот! – бабуля подняла указательный палец, тыча им куда-то в успевшее окончательно затянуться тучами небо. – А онкология сейчас самая благодатная область, чтобы с людей деньги стричь. Пугают, пугают… Залезешь в интернет посмотреть, чем вывести бородавку, а тебе – на-ка, тут же, внизу, про какую-нибудь меланому… На страх нас все эти журналюги подсаживают, а в магазинах химией кормят. Где ж это видано, чтобы сливки по полгода хранились?!
– Согласна, – обреченно вздохнула Самоварова и покосилась на доктора. Судя по выражению лица, его терпение было на пределе.
Она едва заметно сделала жест рукой, обозначавший «успокойся, милый».
– Ну да и его настигла кара божья.
– Кого? – успела запутаться Самоварова.
– Соседа нашего, онколога. Приходит он ко мне в конце той недели с улыбочкой, знаете, такой… А раньше-то едва здоровался, когда на детской площадке по выходным встречались.
– Внуки у вас?
– Ага, двое! Только ради них и тяну эту лямку, торчу здесь всю неделю, жду, по пятницам их привозят. Сослал сынок, как в тюрьму, а сам-то уж доволен… Бабка из города – молодым легче!
Варвара Сергеевна бросила взгляд на «тюрьму» за спиной собеседницы – небольшой участок был зелен и ухожен, а сквозь большое арочное окно над входной дверью проглядывала витая лестница и солидная трехъярусная люстра. Примыкавший к дому гараж был приоткрыт, и в глубине (как только теперь заметила Варвара Сергеевна) чернявый крепенький мужик отполировывал тряпкой ярко-красную дамскую машину с инвалидным знаком на заднем стекле. В кармане бабулиной олимпийки громко булькнуло сообщение, и тут же, следом, – еще одно.
– О! У Протопоповой из двадцать второго сто шестьдесят на сто. Машка, наша садоводша, пишет, ее прям с утра ведет, голова не на месте. Вот тебе и погодка… Группа у нас поселковая, на вайбере, из женщин на возрасте, – важно пояснила она Самоваровой. – А вы, если сюда надолго, давайте подключайтесь! Вы, хоть и молодо выглядите, тоже, как ни крути, уже бабка! – хохотнула болтушка прямо в лицо.
От неожиданности Самоварова слегка опешила:
– Нет, мы ненадолго. Но группа – это интересно.
– Ага! «Они не пройдут» называется. Я название придумала, – с гордостью уточнила бабка.
– Кто не пройдет? – удивилась Варвара Сергеевна.
– Как кто?! Нарушители общественного порядка! Мы следим за чистотой на детской площадке, чтобы бутылки, обертки от конфет не разбрасывали, чтобы не курили, где не положено, после одиннадцати вечера чтобы не шумели, ну и строительные работы чтобы велись строго в разрешенные законом часы, – важно перечисляла та. – И просто общаемся, пока молодежь всю неделю в городе трудится. А как тут выжить без общения? Носки расплести – да сразу в петлю.
– Ясно… Так что там было с карой Господней? – испугавшись, что словоохотливая соседка начнет настаивать на том, чтобы немедленно подключить ее к группе, попыталась уйти от темы Самоварова.
– А… Может, зря я так… – пошла на попятную поселковая активистка. – Только больно высокомерный он, даже на фоне наших самовлюбленных соседей.
Самоварова понимающе кивнула.
– Приходит, значит, ко мне – худю-ю-щий! Как Кощей, кожа да кости. Свитерок на плечах висит, глаза пустые, и при этом очень злые. «Я, – говорит, – своих в отпуск отправил, а мне нужно отъехать на пару недель или больше. За домом следить кому-то надо, не поможете, мол, по-соседски?». И конвертик сует, беленький. Я сначала испугалась, что он головой поехал, потому что решил, что я, мать начальника департамента, могу к нему ходить за деньги говно убирать и газон поливать. Но нет, не совсем он был не в себе, попросил лишь взять ключи на хранение да семью таджиков пару раз в неделю в дом запускать, а после за ними запирать. Я так растерялась, что согласилась, а теперь думаю: зачем? Дверь открыть-закрыть не сложно, но как вспомню его – не по себе становится… Будто жизнь из него кто-то через трубочку высосал, помните, как в «Дневном дозоре»? Говорю же, здесь у нас черная дыра…
Валерий Павлович громко кашлянул.
Болонка, явно намекая на то, что незваным гостям пора и честь знать, описала одну из нажористых, раскинувшихся возле калитки хост и, вспомнив про незавершенную перепалку с хозяйкой, подбежала вплотную к забору и принялась ворчливо тявкать.
– Пойдем мы, а то скоро точно ливанет, – подмигнув собачонке, спохватилась Варвара Сергеевна.
Выговорившись, соседка ощутимо подобрела и уже ласково заговорила со своей питомицей:
– И мы пойдем, да, Мусечка? Нам творожок пора кушать. А вы мимо будете идти – заходите поболтать… – Соседка повернулась к Самоваровой боком и теперь словно обращалась к одной болонке. – Алинка хорошая, не то что многие дамы, что здесь живут, пустышки силиконовые. Они думают, раз замуж вышли, им теперь все можно, даже с соседями не здороваться! А ваша всегда приветливая, внимательная. Остановится, затычки телефонные из ушей вынет: «Здравствуйте, Кларисса! Как у вас дела?». И Мусечке моей она нравится, да, пуговка? Кстати, у меня насадка ваша на дрель так и лежит, этот вон, дуболом, – указала она кривым пальцем на мужика в гараже, – все никак не просверлит… Но если не к спеху, я еще подержу.
