Картонные стены - Елизарова Полина

Варвара Сергеевна, и здесь не найдясь с ответом, решила снова промолчать. Выручил моментально подскочивший и взявший ее под локоть доктор:

– Всего доброго! – бросил он Клариссе через плечо.

– Ага, и вам не болеть! – откликнулась та и не по возрасту шустро нагнулась, поймала и ловко запихнула болонку под мышку. – А Алиночка пусть выздоравливает!

– Спасибо, – махнула ей на прощание Самоварова.

У забора Филатовых стояли два джипа: один, похоже, ливреевский, не новый и грязновато-серый, другой, стоявший за ним начищенный до блеска ярко-синий джип марки BMW, был заведен.

Когда Варваре Сергеевне и доктору оставалось дойти до машин метров пятьдесят, ярко-синий джип с тонированными стеклами резко вырулил влево и, нервно тронувшись с места, направился в сторону КПП.

31

Я буквально разбиваюсь об их доброту.

И это не какое-то пространное понятие, о котором люди любят разводить демагогию, а обыкновенное качество, выраженное в банальных мелочах. Дело не только в том, что я здесь хозяйка, – почтение часто бывает показным и вынужденным. Да и почтением я бы это не назвала – обычное уважение к замужней даме, не более…

Вадик Ливреев, который к великой Жанкиной радости все же вырвался из дома и как раз поспел к уже накрытому на улице столу; весь вечер стрекотавшая без умолку Жанка; угрюмый, но милый Колян; потеплевший от водки Михалыч; застенчивый Дядя… В какой-то момент я вдруг поняла, что счастлива с ними – необразованными, небогатыми и неуспешными людьми. Меня укутывали пледом, выбирали для меня самые мягкие кусочки свинины, спрашивали, какая у меня любимая дворовая песня, а всегда молчаливый Дядя вдруг поинтересовался, кто мои родители и где они живут.

Никто. Не живут.

Но даже этот его невинный вопрос не испортил моего прекрасного настроения.

Пахло сиренью, костром и мясным маринадом, водкой и табаком, и мне, может быть, впервые за всю мою жизнь, был приятен запах застолья, ведь от нашей почти спонтанной вечеринки веяло теплом и уютом.

Даже Ливреев не раздражал, я вдруг увидела его совершенно другим: стеснительным и нежным, заботливым и юморным.

Расслабившись, он позволил захватить себя отчаянно кокетничавшей с ним Жанке в кольцо ее плескавшей через край женской энергии. Под искрометными взглядами моей подруги наш бравый прораб то смущался, то принимался рассказывать забавные истории из своей армейской жизни, коих у него в запасе, чувствуется, целый мешок)

Глядя на них, я невольно залюбовалась: если не замечать возрастных изменений во внешности, не думать, сколько им, уже не раз разочарованным в отношениях, на самом деле лет, можно легко представить, что эти совсем юные, недавно познакомившиеся ребята плетут перед нами историю своей будущей большой любви.

Тошка, радостный от того, что мама притупила бдительность и позволила ему выдуть целую бутылку колы, наелся вредного шашлыка и ушел к себе смотреть мультики. Когда я около десяти вечера поднялась к нему, чтобы уложить его спать, мой малыш, с перепачканным испеченным Жанкой шоколадным кексом ртом, безмятежно дремал в кресле под титры из «Спанч-боба».

Колян весь вечер звонил жене в далекую закарпатскую деревню, жена же Ливреева названивала ему сама, но в какой-то момент он просто отключил телефон.

Андрей мне сбросил пару эсэмэсок, в которых докладывал, что у родителей невыносимо скучно и он хочет домой. Вернулся он к полуночи – понурый и трезвый. Как раз вовремя: Ливреев недавно уехал, ребята пошли к себе в бытовку, а мы с Жанкой уже заканчивали уборку.

Под властью своего настроения я приласкалась к мужу, мы занялись сексом.

Любовью мы не занимаемся уже много лет…

После короткого соития я попыталась поделиться с Андреем эмоциями прошедшего вечера и спросила, что он думает о перспективах наклевывающегося между Жанкой и Ливреевым романа. Но муж, поковырявшись в айпаде, сослался на усталость и, пожелав мне спокойной ночи, выключил бра и повернулся ко мне спиной.

Я лежала и думала о том, как быстро меняется мир: зарождаясь внутри, он сливается с внешним, и наоборот – внешнее, проникая внутрь, способно в секунды поменять внутреннее состояние.

За истекшие полчаса мой мир успел трижды поменяться: бережно храня в уголках своего улыбающегося рта остатки чу́дного майского вечера, я была Сиренью, затем, на несколько коротких минут – целой Вселенной Андрея, которую он, решительно и особо не заморачиваясь, в очередной раз познавал, и уже после, в темноте комнаты, снова стала Одиночеством.

И все же, засыпая, я по-прежнему улыбалась…

32

Ярко-синий джип, отъехавший от дома Филатовых, вызвал у Самоваровой неясное волнение.

– Андрей не давал о себе знать? – поинтересовалась она у доктора.

– Отсюда до Калужской области часа три-четыре будет И не забывай про утренние пробки, тем более в субботу. – Валерий Павлович бросил взгляд на часы. – К тому же Татьяна Андреевна Попова вряд ли ждет незнакомого зятя с распростертыми объятиями, если она действительно там. И если она вообще существует, – подумав, добавил он. – Ведь можно предположить и путаницу с официальными документами.

– Существует.

– Откуда такая уверенность?

Варвара Сергеевна сделала странный, словно обрисовывающий кого-то невидимого в пространстве жест и тут же поймала внимательный и настороженный взгляд Валерия Павловича.

Рассказывать про Алинин дневник ей по-прежнему не хотелось. Для того чтобы разбросанные по времени сюжеты сложились в единое целое, ей было необходимо прочесть дневник до конца, в идеале – в спокойной, без суеты, обстановке, но в заданных обстоятельствах осуществить последнее было, увы, проблематично.

Когда они прошли в калитку Филатовых, Варвара Сергеевна остановилась и, задумавшись, начала рассматривать дом.

С парадного входа фасад был уже полностью отремонтирован.

Некоторым попавшимся им сегодня на прогулке домам, на затейливый экстерьер которых владельцы не пожалели денег, дом Филатовых в роскоши внешней отделки уступал. Вместе с тем было очевидно, что и здесь поработал дизайнер, а хозяева не жадничали при выборе материалов.

В светло-серый мрамор, порезанный продолговатыми кирпичиками, которым строители от цоколя до самой крыши обложили дом, фрагментами был вставлен камень другой породы, более темный, также гладкий и холодный. Большие окна снаружи обрамляли серебристые металлические панели, а под сделанной из того же блестящего металла широкой, тянущейся козырьком по периметру панелью под самой крышей пряталась уличная подсветка.

Варвара Сергеевна поняла, что фасад и внутреннее убранство дома выполнены в разных стилях – фасад был достойно минималистичен, внутри же однозначно главенствовала классика.

Напичкав дом всевозможными ультрасовременными приборами и спрятав их за состаренными дубовыми дверьми, дизайнер пошла на спорный с точки зрения вкуса компромисс: слишком далеки были друг от друга два этих стиля.

Возможно, вовсе не Алина убедила Жасмин совместить в проекте едва совместимое. Но кто-то из двух супругов, согласившись на модный гладкий минимализм снаружи, явно пожелал воссоздать внутри дома нечто, что лежало под самым сердцем.

– Варь, ну что мы тут встали? Пойдем уже в нашу лачугу! – и доктор нетерпеливо подхватил Самоварову под руку.

После прогулки он выглядел немного уставшим и бледным – похоже, со сменой погоды и у него заплясало давление.

Со стороны террасы слышался громкий возмущенный голос распоряжайки.

Варвара Сергеевна, держась за доктора, как могла ускорила шаг.

Жанна стояла рядом с сидевшим на лавке Ливреевым и, обращаясь к нему, возбужденно жестикулировала:

– Нет, ты видел, каким взглядом она окатила меня напоследок! Как будто я даже не домработница, а последняя чернь!

Вадим примирительно хмыкнул: