Картонные стены - Елизарова Полина

Кроваво-красные губы, прокрашенные в три слоя густые ресницы, делающие взгляд томным, пленительные, взлетающие ко лбу дуги бровей.

Он бросал на меня короткий внимательный взгляд и, слегка улыбнувшись самому себе, тотчас на меня набрасывался.

Не скрою, наше соитие было столь оглушительным, что я даже не воспринимала его как измену: Андрей, с его в общем и целом здоровой потребностью во мне, существовал словно параллельно, а то, что происходило между мной и В., было в другом измерении. Почти как в детстве: придумаешь себе сказочный мир, в котором старый дубовый подсервантник напротив материной кровати превращается в ворчливого и мудрого старикана-короля, а рюмки и фужеры в его недрах – в подданных, которым, переставляя с полки на полку, я раздавала и титулы, и судьбы.

Здесь, в моем с В. мире, я была возлюбленной прекрасного Носферату, истаскавшегося в веках и истосковавшегося по любви.

Чем неистовей мы сплетались телами, тем меньше оставалось меж нами любых, о чем бы то ни было, разговоров.

После смерти моего отца В. совсем перестал спрашивать меня про Андрея, но в его пронизывающих взглядах и тяжких вздохах после наших безумных полетов я считывала конкретный месседж: «Как ты так можешь, любимая?»

И тогда я стала убеждать себя в том, что медленно, но верно обескровливаю самого важного и ценного человека в своей никчемной жизни.

А то, что он был вовсе не добрым доктором Айболитом, придавало его образу, во многом дорисованному моим воображением, дополнительную пикантную остроту. Рядом с ним я ощущала себя исключительной – я была не заурядной спасительницей зависимого от отца истеричного алкоголика, я стала Судьбой, с трудом отысканной сквозь века. Соткав это кисейное, но прочно защищавшее меня от не слишком счастливой реальности убеждение из многозначительных, то печальных, то полных страсти взглядов и вздохов возлюбленного, я придумала себе новую запредельную жизнь, где сумела стать единственной и неповторимой Женщиной.

В реальности же выхода у меня было два: оставить мужа и стать незаметной для общества любовницей (В. дорожил своей семьей, и мы встречались с ним в дешевых, на окраинах города, гостиницах – только тогда, когда ему это было удобно) или бежать от него прочь, в понятный и циничный мир Андрея.

Решение пришло само.

После очередного немого, но особенно острого укора со стороны В., я невероятным усилием воли стала игнорировать его эсэмэски.

Продержалась я неделю, а после он и сам перестал писать. К тому же это совпало с долгими новогодними праздниками, во время которых каждый из нас обязан быть с семьей.

Так прошел самый мучительный в моей жизни январь.

А в феврале я забеременела.

Элементарный арифметический подсчет показал, что от мужа.

36

Жанка хохотнула в трубку и, сквозь смех выслушав вопрос Самоваровой, предложила ей подняться на второй этаж и проверить, уехала ли Диляра.

В машине прораба задорным бабьим голосом разливалась какая-то попса.

– Вы скоро? – уточнила Варвара Сергеевна.

– Ха! Вы же сами нас отправили, вот мы и катаемся по округе, кафе с уличной террасой ищем. Вадик считает, что кофе без сигареты – деньги на ветер! А я хочу пирожное, где много крема, но мало теста, а еще хочу фреш морковный со сливками, а еще… – к счастью, отвлекшись на бубнеж Ливреева, она оборвала перечисление своих хотелок и снова оглушительно рассмеялась.

Судя по ее настрою, распоряжайка в очередной раз успела забыть про наличие у Ливреева жены и теперь явно наслаждалась моментом.

– Ясно. Приятного аппетита, – с невольным укором вздохнула Варвара Сергеевна. – Но в дом я без вас не пойду, а вы, если не затруднит, наберите няньке и выясните, где она находится.

– А че такого? – отбрыкивалась от ее просьбы распоряжайка. – Поднялись бы сами и посмотрели.

– У меня нет на то ни разрешения хозяина, ни, к счастью, санкции на обыск, – отбрила ее Варвара Сергеевна.

– Ох, ладно… Ща сделаем.

Через несколько минут от Жанны пришло сообщение, в котором говорилось, что Диляра, как и опасалась Варвара Сергеевна, покинула дом сразу после того, как уехали Тошка с бабушкой.

Звонить чернявой не было смысла.

Если уж она ушла так тихо, что никто из сидевших на террасе не услышал, то отвечать на сложные вопросы по телефону такой пугливый и робкий человек уж точно не станет.

«Садись, Варвара Сергевна, тебе два», – горько усмехнулась она про себя.

Впрочем, логика ей подсказывала, что по отношению к няньке сложно было выстроить какую-либо проекцию, которая бы связала ее с исчезновением Алины.

Варвара Сергеевна прикрыла глаза и попыталась мысленно воссоздать образ Диляры – неприметная маленькая женщина неопределенного, как это часто встречается у азиатских женщин, возраста, исполнительная и тихая. Да и одета более чем целомудренно.

Она вспомнила, какой жуткий испуг вызвала у няньки невинная игра в прятки в обществе знакомых ей мужчин.

Нет, такая даже в самой нелепой фантазии не смогла ни вызвать интерес Андрея, ни тем более спровоцировать его интерес. А кроме любовной интрижки ничего не приходило Варваре Сергеевне на ум. Алина, со слов Жанны, к няньке относилась с уважением, Андрей ей прилично платил. И вышли на нее Филатовы по рекомендации хороших знакомых.

«Есть возможность где-то найти и переправить мне фото паспорта няньки?» – не став на сей раз откладывать дело в долгий ящик, отбила Жанке Самоварова.

Через пару минут от распоряжайки прилетел нужный скан.

«Вы что, все дублировали за Алиной?» – удивилась Варвара Сергеевна.

«Нет. Просто повезло. Ей срочно нужен был постоянный пропуск в поселок, у Алины не было под рукой мобилы, вот я и сняла, переправила охране. Хорошо, удалить не успела)))»

«Вот уж действительно – повезло! – обрадовалась все еще расстроенная своей нерасторопностью Варвара Сергеевна. – Жанна, скиньте мне, пожалуйста, телефоны Андрея, Аглаи Денисовны, Вадика Ливреева и всех его работяг».

О том, что ей по-любому придется обратиться за дополнительной помощью к полковнику Никитину, интуиция подсказывала с самого начала.

Подержав телефон в руках, Варвара Сергеевна решила пока не звонить полковнику, а выбрать более подходящий момент.

Давно пришла пора вернуться к доктору.

Внутри неприятно заскребло.

Услышать сейчас Никитинское раскатистое «а-а-лло», всегда как будто раздраженное, словно его оторвали (и в большинстве случаев именно так и было) от сверхважных дел, а потом незаметно упасть в его голос, теплевший с каждой минутой разговора, было для нее куда более предпочтительным, чем, воротившись в гостевую хибару, наткнуться на угрюмое лицо Валерия Павловича.

Нет, дело было вовсе не в том…

Она уже не любила полковника как мужчину, и их личные отношения для нее стали давно отзвучавшей песней, но он остался ее другом и старшим товарищем, собратом по оружию, если можно так сказать. Лукавить с полковником ей не было ни малейшей нужды, с доктором же приходилось делать именно это…

Повернись их вчерашний ночной разговор на крыльце в иное русло, она, видит бог, охотно рассказала бы ему и про Алинин дневник и про то, как не прав Андрей в своей слепой и формальной правоте.

Но принципиальный доктор занял категоричную позицию.

Она и полюбила-то его в том числе за внутренний стержень и принципы, а теперь, выходит, его негибкое восприятие ситуации незаметно разводило их в разные стороны, вынуждая ее лукавить.

Может, все дело в сложившейся в большом доме обстановке? И оба они уже успели подцепить здесь вирус лжи и неискренности?

Самоварова вздохнула.

Она хорошо знала, что полковник Никитин не любил эсэмэситься, но все же вместо звонка решила ему написать.

«Привет! Если не затруднит, срочно пробей этот паспорт. Также мне нужна детализация звонков этих телефонов, начиная с прошедшего воскресенья».

Отправив сообщение, Самоварова встала и направилась в гостевой домик.