Ужасы войны - Тим Каррэн
- Брось кости, старая, - сказал Йемура. - Моему сердцу неспокойно. Развей мои страхи или оправдай их, как пожелаешь.
Фатима кивнула, бормоча слова на древних, забытых языках. Она достала из кожаной сумки кости лодыжек овец и тонкие скелетные пальцы обезьян, исписанные ритуальными знаками. Покачала их в ладонях, затем бросила на красный войлочный ковер.
- Ах... - она провела длинными пальцами по костям, читая предзнаменования. - Ах... скопление тьмы.
Ее руки чертили в воздухе символические узоры.
- Это нехорошо, мой господин.
- Говори, - потребовал он.
Она схватила его за руку ледяными пальцами.
- Что брошено, то брошено. Что отброшено, того не воротишь. Над этим местом тяготеет великая скорбь. Темное колдовство собирается вокруг нас, как смерть собирается вокруг старика в последние его минуты. Я вижу ужас и мор. Я вижу голод, который невозможно утолить ни в этом мире, ни в следующем.
Йемура стиснул челюсти, заставляя себя не дрожать.
- Ты говоришь загадками, старая. Скажи мне то, что я должен знать.
- Твой путь омрачен. На тебе проклятие могилы. Ты должен оставить свою жадность и уйти, пока круг не замкнулся. Когда он замкнется - выхода не будет.
- Не будет выхода? - он усмехнулся. - И кто же осмелится остановить меня?
Фатима покачала головой.
- Я читала для тебя звезды, милорд. Я смотрела в сердца животных. Почему же ты теперь сомневаешься?
- Потому что ты говоришь туманно. Я не могу разгадать твои слова. Говори прямо.
Она бросила в огонь горсть порошка, и пламя взвилось зелеными языками.
- Мои слова сказаны. В них истина.
Он пытался вытянуть из нее больше, но чем настойчивее задавал вопросы, тем мрачнее становились ее ответы. В конце концов она замолчала, едва сдерживая дрожь.
Когда он покидал юрту, смысл ее слов был ясен: сокровище, которое он искал, приведет его к гибели.
Выйдя из палатки, он сплюнул на землю.
- Мне не откажут в том, что принадлежит мне.
* * *
В клане Хорта жила женщина по имени Горхаг - уважаемая целительница, повитуха и, как позже выяснилось, одна из самых влиятельных фигур в деревне. Именно она вдохновляла мирных жителей на сопротивление могущественному племени Йемура. Когда ее схватили за попытку подстрекательства к бунту, она не отреклась от своих слов, назвав монголов "беспородными псами, поклоняющимися свиному богу".
Даже когда ее подвергали пыткам - раздевали, избивали, клеймили раскаленным железом, били копытами лошадей или резали лезвиями, - она не сломалась. Когда ее привели к Йемуре, чтобы она предстала перед судом за свои "преступления", Горхаг плюнула ему в лицо. Присутствующие замерли от ужаса: о жестокости Йемуры ходили легенды. Однажды он собственноручно расчленил уйгура охотничьим ножом за малейшее оскорбление.
Но в тот день Йемура оставался спокоен. Втайне он восхищался этой женщиной - ее силой, дерзостью, непоколебимостью. Он мечтал сломить ее волю, подчинить себе, ведь такая стойкая душа могла бы стать ценным орудием в его руках. Однако обычные методы не работали, и тогда он решил устроить из ее казни нечто особенное.
По его приказу привели быка и убили его ударом булавы по голове. Под руководством Шрамоликого тушу выпотрошили - удалили внутренности, кости, очистили дочиста. Горхаг, все еще выкрикивающую проклятия в адрес захватчиков, связали по рукам и ногам и засунули внутрь туши. Все отверстия быка зашили, оставив лишь небольшой разрез на брюхе и отверстие для головы. Тушу подняли за шею, и она раскачивалась на высоте двух футов от земли.
Затем привели Фатиму. Она принесла две клетки с крысами, которых несколько недель морили голодом, доведя до безумия. Тридцать обезумевших от голода грызунов затолкали внутрь туши через разрез, после чего его зашили. Это была древняя и беспощадная пытка. Голодные крысы, стремясь выбраться, набрасывались на все, что встречалось на их пути.
Мучения начались мгновенно.
Крысы грызли и царапали Горхаг изнутри, пожирая ее плоть. Ее голова металась из стороны в сторону, а крики агонии разрывали воздух. Смерть наступила лишь спустя два часа.
* * *
- Я принес вам новое развлечение, - произнес Шрамоликий, указывая на согбенную фигуру в грязи. - Ее обнаружили в подземной камере под хижиной. Она скрывалась от нас, - oн отвернулся от своих спутников и тихо добавил: - Мы полагаем, что это ведьма.
Йемура сглотнул. Подобно всем монголам, он был глубоко погружен в древние суеверия своего народа, питая особый страх перед колдовскими чарами и проклятиями, которые, как гласила легенда, могли наслать ведьмы по собственному усмотрению. Особенно тревожными эти мысли казались ему сегодня, после пророчества Фатимы.
- На чем основана ваша уверенность? - поинтересовался он.
- Комната, где она жила... Стены испещрены дьявольскими символами, - ответил Шрамоликий, внимательно изучая пленницу единственным прищуренным глазом. - А кроме того, она пила кровь из чаши, изготовленной из черепа младенца.
При этих словах Йемура ощутил холодок страха. Мысль о ведьме, пьющей кровь и убивающей детей, не сулила ничего хорошего. В его душе росло предчувствие, что мрачное пророчество Фатимы начинает сбываться. Такой исход он не мог допустить. Ведьму следовало обезглавить и сжечь дотла.
- Однако она может быть полезна, - продолжил Шрамоликий. - Она владеет информацией о сокровище.
Эти слова пробудили в Йемуре интерес. Сердце забилось чаще, кровь приливала к щекам. Если удастся найти сокровище, то дань, которую он представит начальству, станет первым шагом на пути к власти и влиянию. Ведьма получит отсрочку.
Он посмотрел на нее сверху вниз. Перед ним предстала жалкая картина: иссохшее существо в лохмотьях из потертой кожи, покрытых насекомыми. Бледное лицо старухи было исчерчено язвами, один глаз покрыт мутной пленкой катаракты, другой горел необычайно ярким пламенем. От нее распространялся едкий запах немытого тела, но этот аромат сливался с общей вонью деревни, где среди прочего источников зловония были и непогребенные человеческие останки, и сами воины, многие из которых не видели ни мыла, ни воды уже много месяцев.
- Это господин Йемура, - представил ее Шрамоликий. - Твой повелитель, если ты окажешься полезной, и твой палач, если нет.
- Говори, - потребовал Йемура.
Старуха взглянула на него с благоговейным трепетом. Она понимала свое положение - ничтожной птички в клетке хищника. Воины монголов
