Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

– Сказка – это хорошо. Сказывай, коли пришел!

Мальчик сцепил руки замком за спиной, покачался с пятки на носок, заинтересовался котом, выхватил его из-под яблоньки, отскочил, устроил на руках, ковырнул землю сандалией, вспомнил про первую встречу с дедком, хихикнул, принялся сосредоточенно изучать пушистые кошачьи уши.

Дедок вздохнул, приготовился терпеливо ждать и слушать. Распахнул веки.

– Чой это такое-то, а?

Максим округлил глаза, застыл, непонимающе глядя на деда, сообразил, перегнулся через кота, окинул взглядом коленки, философски заметил:

– Велосипед.

Дедок заморгал, седая борода заходила ходуном, затанцевали густые серые брови.

– Лисапед твой! И-и-и, озаплатанный-то весь, озаплатанный! И хде ж ты так шваркнулся, горемыка? Говорено тебе, сколько раз уж говорено: давай ладом! А все туда же…

Не справившись с нахлынувшими чувствами, дедок вскочил, ударился о толстую ветку яблоньки и шлепнулся обратно на лавочку, потер затылок, беззлобно заметил:

– Иди в пень. Не до тебя покуда. – Яблонька обиженно молчала.

Дедок усмехнулся в бороду, похлопал по скамейке:

– Ладушки, постреленок, давай свою сказку. Вполголоса только, я еще не совсем оглох.

Максим обстоятельно кивнул, присел рядышком, выдержал паузу и заговорщическим шепотом проговорил:

– А ты мне ее, деда, скажи! А я тебе ее попозже принесу, честное-пречестное!

Кот, не ожидавший такого подвоха, возопил благим матом и сиганул через грядки. Вслед раскатилось громогласное дедово:

– Куды! – Кот припустил быстрее.

– Киса, киса! – бросился за мелким пакостником Максим.

– Ыыы! – осклабился дедок.

Киса, с настороженным округлившимся глазом, медленно, но верно отступала к дырке в подпол. У парнишки задрожал подбородок.

– Деда, а киса меня совсем не любит?

Дедок заморгал.

– Так енто, кисе жарко стало, духотишша-то какая, третий день стоит. А в подполе-то у меня знаешь как хорошо – сам бы там жил, коли б занято не было.

– За-а-анято?

– Ну дык! Соленья, считай, всякие, варенья опять же. Кто у меня на той неделе целую банку земляничного уговорил? Я тебе вот что, малинки надысь собрал. Холодненькая, с молочком. Будешь ли?

– А сказка?

– Будет тебе сказка, вампиреныш. Есть-то небось не ушами собрался? Айда в дом! – Дедок, покряхтывая, поднялся, замешкался, доставая из кармана складной ножик, отрезал прядь длинных седых волос, завязал наподобие ленточки на кстати подвернувшуюся ветку, ножик сунул на место.

– На-тко подарочек, девонька!

Яблонька всколыхнулась, но гостинец не сбросила.

– Отходчивая она у меня, – пояснил дедок. – Ну, чего застыл!

Максимка вприпрыжку побежал к дому, дедок поковылял за ним.

* * *

Максим прихлебывал молоко из большой кружки, лакомился надетой на пальцы лесной малиной. Дедок вопрошал:

– Енто какую ж сказку тебе нынче сказать, постреленок?

Максим вытянул вперед руки с бледно-алыми малинными разводами до запястий и завыл:

– Про лесны-ы-ых, про стра-а-ашных, про тех, которые зна-а-ают, от которых не уйдеоошь, у-у-у-у! – и скорчил устрашающую, по его мнению, рожицу, кривя перепачканный в липком соке рот.

– И такие водятся. – Дедок улыбнулся, эти истории стали излюбленными и желанными для мальчонки, значит, все шло по плану: – А не испугаешься?

– Нет! – мотнул головой мальчик и, подтянув к себе мисочку с ароматными ягодами, вновь стал нанизывать их на пальцы.

Дедок собрался с мыслями, пропел себе под нос:

– Отчепись дурная жисть, причепись хорошая. – И начал рассказ: – Быль ли, небыль, а только сказывают, в незапамятные времена, когда люди еще пребывали в ладу между собой и носили белые одежды, жил на свете человек, забывший, кто он, потерявший Имя. Долго бродил он меж знакомыми и друзьями и у всех его спрашивал, но никто не знал, не помнил, все жалели человека и ничем не могли ему помочь. Ничего не оставалось ему делать, как отправиться к Туно, шаману, жившему на отшибе. Не знал он, какую плату потребует с него шаман, да не знать ни себя самого, ни имени своего и того хуже. Добр оказался шаман, принял человека, жалобу его выслушал да рассказал, что есть в лесу народ – палэсмуртами прозывается. Хранят они великий дар и тайну – все людские имена, имена истинные, те, что творят судьбу человеческую. За то платят они непомерно: суждено им вечно жить без руки, без ноги, без глаза, а другой лишь рукой, другой ногой да другим глазом обходиться, ибо нет у них половины тела, но одна лишь есть половина. Потому и зовут их палэсмуртами: незавершенные они – о том «палэс» поведывает; на человека похожи, а чужие они нам люди – о том «мурт» говорит. Иди, человек, в самую гущу леса, да на топкие болота, там и встретишься со своею судьбою, да гляди в оба: с судьбой встречаться – жизнь отдать. Сказал так шаман, а платы не взял никакой вовсе.

Делать нечего, пошел человек на болота, да в леса самую гущу, долго ли шел, коротко, а только слышит – будто голос человеческий. Обернулся он и видит: по-за соснами идет-бредет человек не человек, бледный как смерть, боком повернется – на человека похож сделается, к человеку поворотится – батюшки… И понял человек, что нашел он кого искал. Все ближе подбирается палэсмурт, все отчетливее зовет: «Здравствуй, Мурт-человек, иди ко мне, Мурт, гостем дорогим будешь. Жена в избушке ждет, недалеко она, на болотах, ужин сготовит на славу. Что же ты, Мурт? Нехорошо хозяину отказывать доброму», – а сам уже в нескольких шагах. Очнулся человек, юркнул за ближайшее деревце, да оно тоненькое, узорное – разве ж укроет… А тут глядь, рыщет палэсмурт по кустам да по тропкам, злится, а найти его не может. Расслабился человек, растерял всякую осторожность, хрустнули ветки под его ногами – обернулся палэсмурт, застыл человек, ни вздоха, ни шороха – опять палэсмурт его ищет, никак не найдет. Так и ушел ни с чем. А Мурт домой вернулся. Рассказал он всем друзьям-знакомым о лесном чуде, да предупредил, что путь этот – что по мху болотному, да про деревце волшебное тож не утаил. Распрощался со всеми, собрал свои пожитки да ушел из деревни куда глаза глядят, нет ему, чужому, места среди людей. С тех пор и пошла по миру слава о волшебном народе, народе мудром да страшном. Многие тогда отправились в тот лес искать своего счастья да истину добывать, да только никто почти не вернулся, а кто сумел унести ноги – бы-ыстро из тех мест разбрелись по свету, кто куда, лишь бы от чудного народца подальше… Чего притих-то, постреленок? Али сказка не по нраву, али задумал чегось?

– Я найду палэсмурта, деда. Я узнаю имя.