Анчутка - Алексей Малых

— Я увёл её обманом, что мол, это ты сказал мне скрыться с ней в укромном месте, что некоторые черниговские бояре выжили и пришли с обидой сюда, что я был твоим соглядатаем, поэтому и не открывался, что Креслав тоже здесь рядом…

— Мразь, — продрожал голосом полной лютой злобы, сквозь стиснутые зубы.

— …Я был бы рад, если бы она выбрала меня…

— Оно так и есть. Она покрывала тебя, знала о твоей задумке и ничего мне не сказала! — глаза Мирослава, вдруг переменившегося и не улавливающего домыслов степняка, вновь блеснули холодом булата. — Она ведь видела мертвеца и ничего мне не сказала. Она ведала всеми твоими замыслами!

— Она не говорила обо мне, лишь потому что не знала, что я здесь… И если ты не заметил, она вовсе не догадывалась, кто я на самом деле и зачем пришёл сюда.

Мирослав отступил на пару шагов, беспокойно кинув взгляд в сторону куда убежала девица. Храбр проследовал туда же, немного вытянув шею.

— Когда я пришёл в твою палатку, она не хотела оставлять тебя. — Храбр уныло усмехнулся. — И потом желала вернуться.

— Ложь! Это всё ложь! Говори, что вас связывает? — поднял булат, нацеливаясь на Храбра.

— Ничего. Больше ничего. Я проиграл тебе эту битву. Проиграл…

* * *

… Им удалось незамеченными выбраться со становища. Федька помог — кони носились между палатками, сшибая всех вокруг, они визжали и бились друг с другом, скорее всего подумав, что сейчас время сечи.

Пересекнув поляну, скрываясь в ложбинах, достигли редколесья, а там дубрава…

Светало.

Пасконницы, которыми был перевязан Храбр напитались кровью — степняк растормошил рану, когда Сорока скользнула в буерак, тогда степняк слишком рьяно кинулся за ней, сам шмякнулся, верно крепко повредив не очень глубокий порез, а потом ещё и умолчал об этом. Сорока заметила намного позднее, когда Храбр стал часто спотыкаться. Его шатало, и он еле держался на ногах.

Сначала она поддерживала его под локоть, потом, когда тот не устояв на ногах упал на колено, подставила Храбру своё плечо и обхватила его с двух сторон своими руками, зажимая рану. Так шли долго. Храбр совсем забылся в кольце тонких рук, сердце замирало вовсе не от потери крови, а от ощущения Сороки возле себя — она никогда его не обнимала так долго. Чаще всего он мог тронуть её только если в проказах или каких-то спорах. Храбр всегда намеренно задирал её выводя из уравновешенного состояния. Тогда да — Сорока принималась его колотить, отстаивая свою правоту. Она начинала хватать его за руки, кидаться на него с кулаками, трогала его плечи, колошматила спину, а после он позволял даже завалить себя на лопатки, вроде как сдался, а Сорока принималась щекотать его, а он её — в отместку.

Со Свободой не так. Он не испытывал с той единения, хотя тело и откликалось на её прикосновения. С Сорокой же хватает одного взгляда, одного её слова, чтоб наполнилось всё естество звенящей усладой.

Глядя на Сороку сверху вниз и наблюдая, как та пыхтит под его массой, Храбр, склонил к ней свою голову. Заскользил взглядом по её рукам, смотрел как при ходьбе мокрая рубаха натягивается на её острых коленях — припомнил как обрабатывал ссадины, лёгкими прикосновениями трогая кожу на них; выхватывал при любой возможности её лик, мокрый от дождя лоб, по которому струились гибкие ручейки сочащиеся из напитавшихся водой волос, и огибая брови скользили по щекам, губам, по шее… проникая под мирославову рубаху… Вспомнил, как она целовалась с Мирославом!

Но сейчас то она с ним! Она выбрала Храбра! Выбрала ли? Не смотря ни на что она пошла с ним. Храбр пообещал себе, что постарается забыть о том поцелуе.

— Здесь, — указал на место возле деревьев. — Креслав сказал, что будет ждать нас здесь.

— Я пойду поищу его, — Сорока помогла устроиться Храбру поудобнее и с ужасом оглядела свои окровавленные руки, а потом и бок Храбра, который был обильно окрашен рудистостью, в добавок дождевая вода усугубила всю эту картину алыми разводами.

— Побудь со мной ещё, — Храбр сожалительно вздохнул, когда Сорока освободила его из сладостного плена их близости.

— Я пока никуда не ухожу, — не поняла о чём тот просил. — Я просто осмотрюсь.

— Я хочу тебе сказать что-то очень важное.

— Говоришь так, будто помирать собрался, — буркнула Сорока протянув руку к Храбру, чтоб убрать с его лица налипший лист.

Храбр перехватил окровавленную тонкую ладонь и поморщившись замер не дыша вовсе от пронзившей его боли, что девица взволнованно начала того осматривать.

— Эй, чего удумал? Серьёзно помираешь что-ли? Не смей, — прильнула к его груди, выслушивая сердечное буханье.

Храбр сдержанно посмеялся, смотря сверху вниз на её мокрую макушку.

— Ну тебя к лешему, — разобиделась хлопнув по плечу свободной рукой, оставив и там кровавую метку, а потом сострадательно сгримасничила увидев болезненное выражение лица Храбра.

— Я не знаю как сказать на славе, — вдруг начал он сделавшись в миг очень серьёзным, — что хочу быть с тобой, жить в одной веже, проводить с тобой ночи и встречать рассветы не желая, чтоб те наступали. Я не знаю как сказать, что хочу состариться с тобой вместе…

— Скажешь тоже — у меня тогда выпадут все зубы, — перебила того и, опустив голову, шмыгнула носом.

— А у меня появится пьлешь (лысина) на голове, — натянуто улыбнулся, лишь чтоб не выказать своих страданий от раны, что причиняет боль.

— Это называется любить, — тихо ответила на вопрос, ответ на который Храбр даже и не ожидал услышать.

— Оно звучит как твоё настоящее имя.

— Любава — эта та, которую любишь, — Уткнулась взглядом в свои колени, осматривая узор по краю на рубахе Мирослава.

— Значит — я люблю тебя, — Храбр протянул к Сороке руку, желая приподнять её лицо за подбородок, чтоб повторить ей это ещё раз в глаза.

По девичьей щеке скользнула капля. Степняк, разглядев в ней слезу, как и обычно не позволяя той убежать, хотел её снять, но Сорока отпрянула от ладони Храбра, как от чужого, хотя раньше всегда позволяла ему это действие. Она растёрла мокроту по своему лицу и, делая вид что ничего не случилось, надорвала подол.

— Почему же ты плачешь? — он не обращал внимания на действия Сороки, когда та сорвав ткань по кругу подола мужской рубахи, оголила почти по колено свои ноги, оставив спрятанными от посторонних глаз лишь стопы в грязных поршнях.

— Это дождь, — отнекалась.

— Это из-за Мирослава? — Храбр сожалительно припомнил её с ним поцелуй. —