Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина
Мейбелл отнюдь не испугала высота холма; она не раз, плененная красотой здешних мест, взбиралась по его крутому склону, и теперь, обойдя холм полукругом, поднялась на него повыше, чтобы лучше видеть проезжий тракт. Дорога располагалась от нее с левой стороны, а справа виднелась деревня с крестьянскими домами и огородами.
Мейбелл устроилась сидеть на нижней ветке старого дуба, растущего на холме и, затаив дыхание, начала ожидать появления графа Кэррингтона и его сопровождающих.
Полчаса Мейбелл нетерпеливо отгоняла от себя назойливых насекомых кружевным платочком, и ее терпение было вскоре вознаграждено — на дороге сперва показалось облачко пыли, затем зоркие глаза девушки углядели скачущего впереди грумов на рыжем коне Альфреда Эшби. Граф Кэррингтон не пожелал в этот чудесный летний день ехать в душной позолоченной карете, и предпочел скакать верхом на своем любимом коне впереди слуг, стремясь при этом поскорее добраться до Гринхиллса.
При виде любимого Мейбелл радостно соскочила на землю, — наконец-то она дождалась его! До последней минуты она боялась, что какое-нибудь досадное препятствие помешает Альфреду Эшби вернуться домой, и вот она видит его своими глазами и различает звук копыт его коня. О, она узнала бы его из тысячи, несмотря на то, что он находился довольно далеко от нее. Теперь она спокойно, не спеша может вернуться в поместье, и ждать, пока графиня Сара не позовет ее, чтобы представить своему мужу.
Первоначально Мейбелл намеревалась броситься к Альфреду Эшби и рассказать ему обо всем, что произошло с нею за время их разлуки. Но при такой встрече было неизбежным присутствие многих посторонних глаз и, подумав, Мейбелл полностью изменила план своего поведения. Она будет до конца играть роль дочери йоркширского священника Гортензии Уиллоби перед графом Кэррингтоном. Она слишком многим была обязана графине Саре, и не могла доставить ей такое огорчение как продолжение прелюбодейной связи с ее мужем под крышей ее собственного дома. Прежняя Мейбелл Уинтворт, возлюбленная графа Кэррингтона более не существовала, а занявшая ее место скромная компаньонка Гортензия Уиллоби останется для него чужой. Мейбелл твердо решила притворяться другим человеком перед Альфредом Эшби, сознавая, что душевный покой графини Сары ей так же дорог, как и ее собственное счастье.
Для осуществления своего замысла Мейбелл решила одеться попроще, и так, чтобы как можно менее походить на ту очаровательную молодую леди, какой она была, когда блистала на лондонских балах. В своей комнате она оделась в черное шелковое платье, которое украшали лишь узенькие ленточки кремовых кружев. Графиня Сара не любила это платье, оно придавало девушке невзрачный вид и скрывало красоту ее фигуры. Сейчас Мейбелл решила, что это платье для будних походов в церковь как раз то, что ей нужно. Свои роскошные волосы Мейбелл спрятала под чепцом из простого белого полотна. Если бы она могла, то постаралась сделать более грубыми тонкие черты своего аристократического лица, но с природой трудно спорить. Мейбелл критически осмотрела себя в зеркале и осталась довольна своим внешним видом. Ей удалось добиться того, чтобы ее облик заметно отличался от прежнего ее лица, знакомого графу Кэррингтону, и значит она вполне успешно сыграет роль соблазненной и покинутой Гортензии Уиллоби. Пусть себе Альфред Эшби удивляется сходству компаньонки своей жены и своей потерянной любовницы, она, Мейбелл, не дрогнет, и доиграет свою роль до конца, по совести.
Графиня Сара тоже уделила повышенное внимание своему внешнему виду, стараясь в отличие от Мейбелл сделать себя как можно красивее. Служанки облачили ее в роскошное синее платье со шлейфом, завили мелкими кудряшками рыжие волосы графини, и украсили ее шею и уши бриллиантами. Графиня Сара стала настолько привлекательной, насколько это было возможно, и больше всего ее украсил тот нежный румянец удовольствия, который покрыл ее бледные щеки при виде мужа, вошедшего к ней в гостиную.
После приветствия граф Кэррингтон обнял жену так тепло и сердечно, как обнимают давнего друга после долгой разлуки. Он был рад снова очутиться в своем родном доме, но его радость омрачалась потерей всякой надежды отыскать потерянную Мейбелл. Напрасно он привлек к ее поискам лучших сыщиков Лондона, даже обратился за помощью к Матушке Уайборн, опасаясь, что девушка попала в искусные сети торговцев живым товаром. Все было напрасно; не удалось найти не только девушку, но даже ее следа. Альфред Эшби чувствовал, как его сердце сжимается от отчаяния при мысли о том, что Мейбелл потеряна для него навсегда. Про себя он решил, что как только уладит дома свои дела, он снова займется поисками любимой, и для начала установит слежку за своим соперником бароном Вайсделом.
Чуткая графиня Сара, заметив затаенную печаль в глазах мужа, обеспокоенно у него спросила:
— У вас какие-то неприятности, Фред? Расскажите мне, я же вижу, что что-то гнетет вас.
Граф Кэррингтон не сразу нашелся с ответом. Его жена была женщиной настолько наивной и бесхитростной, что любой мог легко ее обмануть, но она проявляла удивительную проницательность, когда дело касалось его. Ее безграничная любовь к нему позволяла ей безошибочно определять правду, когда он рассказывал ей о себе. Поэтому Альфреду Эшби приходилось тщательно обдумывать свои слова, если он хотел что-то скрыть от нее. На этот раз граф решил поделиться с женой частью своих тревог, тем более, что это входило в его намерения.
— Боюсь, Сара, я сделал крупную ошибку, когда стал одним из лидеров движения, отстаивающего права герцога Монмута, — хмуро сказал он, стараясь по возможности смягчить выражения. — И эта ошибка может иметь роковые последствия для всей нашей семьи.
— Но почему? — с недоумением спросила Сара. — Фред, ты же говорил, что воцарение Якова станет большим бедствием для Англии, и нам нужно поддерживать Монмута, если мы хотим процветания нашей стране.
— Джеймс Монмут показал себя блестящим военачальником в сражениях, и прежде я думал, он будет таким же прекрасным королем, — печально отозвался граф Кэррингтон. — Но Монмут — это не более чем избалованный мальчик, которого возвысили милости его отца-короля, первая же крупная неудача его сломает. Карл Второй так и не назвал его своим наследником, а это значит, дорогая, что меня вполне могут признать государственным изменником.
— Но ты же можешь перейти на сторону Якова, — быстро проговорила Сара, умоляюще глядя прямо в глаза мужу. Но граф Кэррингтон отрицательно покачал головой:
— Сара, я дал слово чести многим людям, что буду бороться против короля-католика,
