Сердцеед в Венецианской паутине - Натали Карамель

Луи тяжело вздохнул, отставив оба бокала.

— И как ты это сделаешь? Ты сейчас — мёртвый человек, у которого нет ни титула, ни положения, чтобы что-то требовать. Ты жив лишь пока тайна твоего воскрешения не раскрыта.

— У меня есть кое-что поважнее титула, — я обернулся к нему, и в глазах у меня горел холодный огонь решимости. — У меня есть доказательства измены его правой руки, кардинала де Лоррена. Доказательства, купленные кровью в Венеции. Это не ключ, Луи. Это таран. И я использую его, чтобы обрушить стены её тюрьмы.

Я посмотрел в тёмное окно, за которым скрывалась ночь. Где-то там, в нескольких днях пути, была она. Моя Елена. В заточении, но, я надеялся, в безопасности. Пока я был «мёртв», с ней, вероятно, обращались хорошо. Но теперь всё изменилось. Моё воскрешение ставило под удар и её. Медлить было нельзя.

— Завтра, — сказал я тихо, но так твёрдо, что слова, казалось, вмёрзли в холодный воздух кабинета. — Завтра с первым светом мы начинаем. План не просто аудиенции. План наступления. Я поставил всё на кон в Венеции и выиграл. Теперь пришло время сорвать самый главный банк в Версале.

Эта ночь не будет спокойной. Но впервые за долгое время я чувствовал не бессильную тоску, а ясную, чёткую цель. Я вернулся не для того, чтобы прятаться в чужом доме. Я вернулся, чтобы забрать своё. Война начиналась завтра. И на этот раз я не отступлю.

Я остался один в кабинете после ухода Луи. В доме воцарилась гробовая тишина. Я подошел к окну. Ночь за стеклом была слепой, безлунной. Где-то там, за лесами и полями, был Версаль. И в одной из его бесчисленных комнат, под присмотром королевских стражников, спала или не спала моя жена. Я сжал кулаки. Пальцы сами собой сложились в знакомый жест — будто я снова сжимал эфес шпаги. Оружия у меня сейчас не было. Но было нечто более острое и смертоносное — ярость и любовь. Этого хватит. Этого должно хватить. Завтра мы начинаем войну. И на этот раз я буду сражаться не за короля, не за страну, а за себя. За неё. За наше украденное будущее. И пусть весь Версаль содрогнётся.

Глава 30: Призыв к оружию

Два дня. Сорок восемь часов напряжённой, методичной работы. Кабинет в имении де Вольтер превратился в штаб операции по спасению моей жизни и возвращению моей жены. Мы с Луи прорисовывали маршруты, обсуждали возможные сценарии аудиенции у короля, составляли списки союзников при дворе, которых могла задействовать тетушка. Воздух был густ от табачного дыма и концентрации.

Катарина и Оттавио держались особняком, понимая серьёзность момента. Но на второй день терпение юного Фоскарини лопнуло. Он ворвался в кабинет без стука, с горящими глазами.

— Я хочу помочь! — выпалил он, его голос дрожал от обиды и желания доказать свою значимость. — Вы не можете оставить меня здесь, как какую-то ненужную поклажу! Моя матушка отдала меня вам на перевоспитание, чтобы я стал настоящим мужчиной! А настоящие мужчины не прячутся, когда их друзья в опасности!

В дверях, испуганно прижавшись к косяку, стояла Катарина. Услышав его громкий голос, она прибежала и теперь смотрела на него с тревогой. Оттавио встретился с ней взглядом, и его пыл немного поутих, сменившись смущением. Он видел в её глазах не только страх, но и старую, глубокую боль — боль, причину которой он хорошо знал и за которую теперь нёс тихую, мучительную ответственность. Его собственный голос прозвучал для него самого укором.

Луи поднял глаза от карты, готовый грубо оборвать его, но я опередил его. Я отложил перо и внимательно посмотрел на Оттавио. В его позе была не просто юношеская бравада, а искренняя, пусть и необузданная, потребность в искуплении.

— Твоя матушка отдала тебя мне, чтобы ты научился думать, — сказал я спокойно. — А настоящий мужчина — это не тот, кто безрассудно лезет на рожон. Настоящий мужчина — это тот, кто защищает. Кто берет на себя ответственность за тех, кто слабее.

Я сделал паузу, дав словам проникнуть в его сознание.

— Я и Луи едем навстречу большой опасности. Здесь, в этом доме, останется Катарина. Одна. Слуги тети — люди надёжные, но они не аристократы и не смогут защитить её, если сюда придут те, кто охотится на нас. Ей нужна защита. Защита человека её круга, который знает, как вести себя с сильными мира сего и не стушуется. Мне нужен кто-то, кому я могу доверить её безопасность. Мне нужен ты.

Оттавио замер. Его взгляд переметнулся на Катарину. Он увидел не просто девушку, а хрупкое, израненное существо, которое он когда-то обидел и которое теперь было ему доверено. Это была не игра в рыцаря, а искупление. Его бунтарский пыл мгновенно сменился чем-то другим — серьёзностью, важностью миссии. — Ни один волос не упадёт с её головы, — произнёс он твёрдо, и в его голосе впервые не было ни каприза, ни высокомерия. Он давал слово не Леонардо. Он давал его ей. Катарина слегка улыбнулась ему, неловкий, прощающий жест, и он выпрямился ещё больше, ощущая тяжесть этой защиты и её чести.

— Ни один волос не упадёт с её головы, — произнёс он твёрдо, и в его голосе впервые не было ни каприза, ни высокомерия. Только данное слово. Честь дворянина.

Катарина слегка улыбнулась ему, и он выпрямился ещё больше. Проблема была решена.

Вечером мы в четвером ужинали в той же напряжённой, но уже более спокойной атмосфере. Оттавио теперь не выглядел обиженным пажом; он сидел с видом командира гарнизона, готового к осаде. Его движения стали осознаннее. Когда Катарина потянулась за кувшином с водой, он молча опередил её, налил и поставил кувшин обратно так, чтобы ей было удобнее. Небольшой, почти незаметный жест. Катарина взглянула на него с лёгким удивлением и кивком поблагодарила. Ничего не было сказано, но в воздухе повисло тихое перемирие, первый росток чего-то нового, выросший на бесплодной почве их общего прошлого.

Именно в этот момент снаружи донёсся отчаянный топот копыт, ржание загнанной лошади и громкие голоса у ворот. Через мгновение в столовую вбежал запыхавшийся слуга.

— Месье граф! Гонец из Версаля!

В комнату вошел, едва переставляя ноги, запылённый человек в ливрее дома де Эгриньи. Его лицо было землистым от усталости, он шатался.

— Месье граф… — он тяжело дышал, опираясь о косяк двери. — От… мадам де Эгриньи… Вам… — Он судорожно глотнул воздух и выдохнул самое страшное: — Беда. Король…