Второй шанс для нас, или Любовь вопреки разводу - Злата Тайна
Работа стала моим спасительным якорем. Проекты для Марка стартовали, первые подрядчики выходили на объекты, и я погрузилась в рутину контроля, согласований и бесконечных переписок. Мои профессиональные успехи наконец-то стали приносить плоды, которые я могла пощупать руками. В конце месяца на карту пришла зарплата, сумма которой заставила меня открыть рот от изумления. Это были не просто алименты и не крохи с мелких заказов. Это были мои деньги. Заработанные моим трудом, моим талантом, моим упорством.
Почти не раздумывая, я потратила значительную часть на новый, мощный ноутбук. Старый уже едва справлялся с объёмными файлами 3D-моделей. Когда я распаковала коробку и почувствовала под пальцами гладкий прохладный корпус, на глаза навернулись слёзы. Это был не просто гаджет. Это был символ. Символ моей новой жизни, в которой я могу позволить себе не выживать, а жить. И развиваться.
Жизнь, казалось, наладилась. У меня была любимая работа, которая приносила деньги и признание. Подруга, которая всегда поддерживала. Дочка, которая была моим светом и опорой. Даже намёк на новое... внимание со стороны интересного мужчины. Всё было как в мечтах. Почти.
Но что-то грызло меня изнутри. Тихая, настырная тревога, которая просыпалась по ночам, когда шум дня стихал. Я ловила себя на том, что, общаясь с Марком, ловя его заинтересованный взгляд или улыбаясь его шутке, я вдруг чувствовала острое, колющее чувство вины. Как будто я что-то краду. Как будто изменяю.
И тогда я понимала, в чём дело. Я понимала с мучительной, беспощадной ясностью. В глубине души, под всеми слоями обиды, гнева и разочарования, под фундаментом из новой уверенности в себе, всё ещё тлел огонёк. Маленький, слабый, но не гаснущий. Любовь. К тому Лёше, которого больше не было. К тому мужчине, с которым мы строили наш общий мир. К отцу моей дочери.
Это осознание не приносило облегчения. Оно отравляло. Оно заставляло отводить глаза, когда Марк смотрел на меня слишком пристально. Оно шептало: «Ты не свободна. Ты всё ещё привязана к своему прошлому. И это нечестно — по отношению к нему, к Марку, да и к самой себе».
Я стояла на берегу новой жизни, такой желанной и выстраданной, но не могла сделать шаг в её воды, потому что цепь старой любви, ржавая и тяжёлая, всё ещё держала меня за лодыжку. И я не знала, как её разорвать. Или... не решалась.
Глава 24
Соня вернулась от отца не просто с рюкзаком, полным гостинцев и чистого белья, а с тяжёлой, недетской молчаливостью. Она не бросилась рассказывать, как провела выходные, не показывала новые подарки. Она тихо переобулась, прошла в свою комнату и закрыла дверь.
Тревога, острая и знакомая, кольнула меня под ложечкой. Что-то случилось. Не с Лёшей — с ней. Я дала ей полчаса отдохнуть, разложить вещи, и только потом постучала, заходя с двумя кружками горячего какао с зефиром.
— Ну что, командир, что доложишь? — попыталась я создать лёгкую атмосферу, усаживаясь на край кровати.
Соня сидела, обхватив колени, и смотрела в окно. Она взяла кружку, но не сделала глотка.
— Ничего, — пробормотала она.
— Сонь, «ничего» — это не отчёт, — мягко настаивала я. — Папа в порядке? Вы хорошо провели время?
— Папа — в порядке, — она произнесла эти слова с каким-то странным акцентом. — Мы были в кино и в парке. Всё как всегда.
«Как всегда». Эти два слова прозвучали как приговор. Как скучная, отработанная программа. И за ними явно скрывалось что-то ещё.
— А что не «как всегда»? — спросила я прямо.
Она закрыла глаза и наконец проговорила, выдавливая слова:
— В воскресенье мы завтракали в кафе. И туда... пришла Настя.
Воздух в комнате словно сгустился. Я поставила кружку, чтобы не расплескать.
— Она была не одна. С подругами. Они сели за соседний столик... и всё время на нас смотрели. И смеялись. Потом она подошла... поздороваться.
Я представила эту картину. Мою девочку, моего бывшего мужа и его молодую любовницу, которая «случайно» оказывается в том же месте. И её подружек, оценивающих взглядом.
— Что она сказала?
— Спросила, как у меня дела в школе. Потом сказала папе, что у неё «кончился кеш» и она не может расплатиться за своих подруг. И папа... папа оплатил их счёт. А она сказала: «Спасибо, Лёшенька, ты у меня самый щедрый». И ушла.
В голосе Сони звучала не злость, а унижение. Унижение за отца, который попался на такую примитивную уловку. И унижение за себя, которая была свидетельницей этой жалкой сцены.
— А папа что?
— Ничего. Сидел молча. Потом сказал, что пора идти. И всю дорогу до дома молчал.
Мне хотелось разбить что-нибудь. Взять телефон и наговорить Алексею таких вещей, от которых он бы сгорел со стыда. Но я смотрела на свою дочь — на её сжавшиеся плечи, на подрагивающие ресницы — и понимала: ей нужна не моя истерика. Ей нужны стены её крепости. Которые я когда-то помогала ей строить. Но сейчас атака была хитрее.
— Соня, посмотри на меня, — сказала я твёрдо. Она медленно подняла глаза. — Ты знаешь, кто в этой истории выглядел смешно и глупо?
Она пожала плечами.
— Та девушка. Настя. Потому что взрослый, самодостаточный человек никогда не будет так... выпрашивать внимание и деньги. Это поведение маленькой, капризной девочки, а не женщины. Папа, возможно, поступил не очень умно, заплатив. Но он, скорее всего, просто хотел поскорее закончить этот неловкий спектакль. И он молчал не потому, что ему было весело. Ему было стыдно. Перед тобой.
Соня внимательно слушала, в её глазах медленно проступало понимание.
— А ты... ты в этой истории была самой сильной. Потому что ты всё видела. И ты ничего не сказала, не устроила сцену. Ты просто наблюдала. И теперь ты знаешь о людях и их поступках немного больше. Это неприятное знание, но оно — твоя броня. Поняла?
Она кивнула, и напряжение в её плечах немного спало.
— Мам... а почему папа с ней? Если она такая...
— Потому что люди иногда совершают очень странные и глупые ошибки, — честно ответила я. — И потом долго не могут или не хотят их признавать. Это не твоя вина и не твоя ответственность. Твоя задача —
