Второй шанс для нас, или Любовь вопреки разводу - Злата Тайна

Вблизи она была ещё более узнаваема и оттого отвратительна. Та самая идеальная укладка длинных каштановых волос, те самые наполненные губы, тот беглый, оценивающий взгляд, который скользнул по нашей компании, задержался на мне на долю секунды (неужели узнала?), не выразив ровным счётом ничего, и так же быстро ушёл в сторону, как будто мы были частью интерьера.

— Ева, серьёзно, с тобой всё в порядке? — Юля, самая проницательная, наклонилась ко мне через стол, её голос прозвучал приглушённо, будто сквозь вату. — Ты будто привидение увидела.

Я открыла рот, чтобы выдать заготовленное «всё хорошо, просто устала», но слова застряли комом в горле. Внутри бушевал ураган из противоречивых, диких чувств. Первым, низким и подлым, вспыхнуло жгучее, почти детское злорадство: «Вот видишь, Алексей! Вот она, твоя чистая любовь! Нашла себе нового спонсора!». Следом, перекрывая его, накатила острая, почти физическая тревога за него — за того Лёшу, которого когда-то любила, который сейчас, наивный и ослеплённый, наверное, строит с ней планы, верит ей. И накрыло всё это леденящим страхом рационального человека: если я сейчас встряну в эту историю, сделаю хоть один шаг, я снова окажусь втянутой в их жизнь. В этот цирк с конями, в эту грязь, из которой я с таким титаническим трудом, по крупицам, выбралась. Я только-только начала дышать полной грудью. Стоило ли всё рушить?

— Ладно, раз наша Ева в ауте, начинаем без неё, — Алиса, решив разрядить обстановку, хлопнула в ладоши. — Итак, новости. Катя выиграла тендер на редизайн целого бизнес-центра!

— Поздравляю! — Я сделала над собой усилие, чтобы отозваться, и голос прозвучал хрипло.

— Спасибо, — Катя сияла. — Но это значит, что ближайшие полгода я буду жить на стройке и общаться только с прорабами. Мужа придётся к родственникам пристраивать.

— У меня муж сам к родственникам сбежал, — фыркнула Юля. — На дачу, картошку окучивать. Говорит, от нашего ремонта и моих истерик по поводу оттенка бежевого ему уже мерещатся галлюцинации.

— О, а я вчера с сыном в краеведческий ходила, — включилась Алиса. — Представляете, он там так увлёкся скелетом мамонта, что теперь хочет стать палеонтологом, а не айтишником, как папа. Муж в лёгкой прострации.

Они смеялись, делились бытовыми историями, и я кивала, пытаясь встроиться в разговор, но моё внимание было приковано к тому углу. Вот Анастасия вернулась. Её спутник что-то сказал, она снова рассмеялась тем самым смехом, положила руку ему на запястье. Это был жест интимный, уверенный. Не та двусмысленная игра, которую она могла бы вести с просто другом. Это были отношения.

Подруги продолжали болтать, но их голоса доносились до меня как из-под воды. Катя что-то рассказывала про сложного клиента, Юля давала советы, Алиса подливала масла в огонь. А я сидела, разрывая бумажную салфетку на мелкие-мелкие кусочки, и внутри меня шла гражданская война. Голос обиженной женщины кричал: «Пусть получит по заслугам! Пусть узнает!». Голос матери шептал: «Это снова раскачает лодку Сони. Она только успокоилась». Голос человека, который нашёл покой, умолял: «Не лезь. Это не твоя война. Ты отвоевала своё. Иди дальше».

Алиса ткнула меня в бок.

— Ев, ты точно больна. Мы тут уже про детей, мужей и кризисы среднего возраста поговорили, а ты ни звука. Признавайся, что стряслось.

Я посмотрела на их лица — открытые, готовые помочь, мои настоящие подруги. Они были моей новой семьёй. И мне нужно было решить. Сейчас. Не в одиночку. Мне нужен был их совет, их трезвый, не вовлечённый взгляд. От этого выбора зависело не только чужое будущее, но и моё собственное, такое хрупкое и такое драгоценное спокойствие.

Глава 26

Сладкая парочка тем временем не собиралась уходить. Спутник Анастасии что-то заказал у барной стойки — две порции какого-то коктейля в изящных бокалах. Они снова погрузились в свой мирок, в тихий смех и прикосновения. Казалось, они решили задержаться здесь надолго, в этом уютном полумраке, где их ничто не выдавало.

Алиса ткнула меня в бок.

— Ев, ты точно больна. Мы тут уже про детей, мужей и кризисы среднего возраста поговорили, а ты ни звука. Признавайся, что стряслось.

Я не могла больше молчать. Взгляд снова и снова возвращался к тому столику. Нужно было действовать. Не из мести, не из злорадства. Просто… задокументировать факт. На случай, если этот факт кому-то когда-нибудь понадобится. Хотя бы мне самой, чтобы не сойти с ума от сомнений.

— Девочки, — моё шипение заставило их замолчать. — Видите ту пару в углу? Девушка в бежевом пальто.

Они с любопытством, стараясь не быть замеченными, проследовали за моим взглядом.

— А что с ней? — спросила Катя. — Симпатичная парочка.

— Эта «симпатичная девушка», — я с трудом выдавила из себя, — та самая Анастасия. Из блога. Та, к которой ушёл мой бывший муж, Алексей.

В воздухе повисла секундная тишина, а потом его прорвало.

— Боже правый! — выдохнула Юля. — Та самая стерва с филлерами? Серьёзно? И это не Алексей с ней?

— Нет, — я качнула головой. — Это совсем другой мужчина. И они ведут себя… не как друзья.

— Охренеть, — прошептала Алиса, её глаза загорелись азартом детектива. — И что теперь? Подойти и спросить, как поживает твой бывший?

— Нет, — я уже немного пришла в себя, и холодная решимость начала вытеснять панику. — Но… нужно доказательство. Чтобы потом не было «показалось», «вы всё неправильно поняли». Если она способна на измену с чужим мужем, то и на ложь — запросто.

— Компромат! — мгновенно сообразила Катя, деловито доставая телефон. — У меня отличная камера. И этот полумрак только на руку. Смотрите, сейчас он её за руку взял… идеальный ракурс.

Она притворилась, что фотографирует нас с Алисой, но угол её телефона был направлен прямиком в тот злополучный угол. Негромкий, но отчётливый щелчок затвора прозвучал для меня как выстрел. Потом ещё один. И ещё.

— Готово, — Катя показала мне экран. На снимке, немного зернистом из-за недостатка света, было прекрасно видно: Анастасия и незнакомый мужчина. Их лица повёрнуты друг к другу, её рука лежит на его предплечье, в её глазах — тот самый смесь восхищения и собственничества, которую я когда-то видела на фото с Алексеем. Следующий кадр был ещё красноречивее: он поправлял ей прядь волос, а она прикрыла глаза, будто наслаждаясь.

Меня затошнило. Но это была не только гадливость. Это была жалость. Глупая, нелепая жалость к Алексею, который где-то там, наверное, верит в эту картинку, в эту «настоящую любовь». И гнев — за