Без ума от истребителя - Эли Хейзелвуд

— В общем-то, да.

По правде, я помню его взгляд, направленный на меня через площадь, немигающий, неотступный. Я тогда подумала — и как я могла так ошибиться, как глупо и как печально — что, возможно, приглянулась этому симпатичному молодому человеку. За какие-то две минуты я придумала не только нашу предысторию (он увидел меня на рынке и потерял голову, невзирая на моё заметное богатство и красоту), но и будущее: (я заверю его, что его неимущее положение меня не волнует; мы будем часами болтать и страстно полюбим друг друга; я раскрою свою вампирскую природу, и после кратковременного испуга он поймёт, что даже моё чудовищное «я» не станет помехой для нашей любви — и наша вечность будет положена).

Как я уже упоминала, я была очень юным вампиром. Но это была удивительно наивная мечта, даже для меня.

Но когда Лазло напал на меня, размахивая своим излюбленным оружием — двумя серповидными клинками, соединёнными металлической цепью, — я быстро поумнела.

— Это было односторонним, — заявляет он, дожевав. — И исходило от тебя.

— Что?

— Неприязнь.

— Я тебя заверяю, это не так.

— А я заверяю тебя, что когда смотрю на тебя, я чувствую что-то, прямо противоположное этому. — Пауза. — Почему ты не ешь?

— Ах. М-м, я так сильно хотела есть, что съела батончик, пока стояла в очереди, — выдаю я заготовленную отговорку, и он, конечно, не верит, но берёт мою тарелку, когда я пододвигаю её к нему.

А сладостный жар его крови до сих пор разливается по моему телу.

— Почему ты стала энтомологом?

Боже. Я уже и не вспомню, когда в последний раз меня засыпали таким количеством вопросов.

— Это не было запланировано.

— Как можно стать кем-то, не планируя этого?

Понимаешь, Лазло, иногда банда разбойников решает совершить налёт на твой женский монастырь — с кем не бывает? — и ты видишь, что творят с твоими сёстрами, и решаешь, что лучше выпрыгнешь из окна, чем позволишь мародёрам подойти к себе — имеешь право — а мимо проходящий вампир замечает тебя в твой смертный час и решает осушить тебя — ну, а почему нет? — а потом ты посреди ночи открываешь глаза и, по необъяснимой причине, ты тоже, черт возьми, вампир.

— Это не было моим решением, — говорю я вместо истории. Как и не было решением моего создателя. Даже вампиры не уверены, почему одни люди обращаются, а другие — нет. Существуют необходимые условия: человек должен быть на волоске от смерти, но достаточно вынослив, чтобы пережить трансформацию, и немного крови вампира должно попасть в его организм, но всё не так просто. Многие пытались и безуспешно. Многие не стремились пополнять ряды ночных созданий, но… я оказалась среди них.

— Но тебе это нравится.

Хотя и не должно. По крайней мере, таков стереотип, верно? Считается, что бессмертные — угрюмые существа, полные сожалений, которые в любую секунду могут выйти на солнце и прекратить свои мучения. Но смертельная тоска, бессмысленность, боль и страдания… Всё это не про меня. Я считаю себя везучей, потому что не подвержена скуке. Это может прозвучать глупо, но мне никогда не надоедает смотреть, как меняются листья на деревьях, видеть, как девушки, идя под ручку, хихикают над сообщениями от тех, кто им нравится, находить стоящее стихотворение.

Бессмертие, конечно, может означать глубокие размышления, философское созерцание и неустанный поиск знаний, но для меня всё всегда было наоборот. Мне было так просто погрузиться в повседневность. В однообразие. Бездумно смотреть в окно. Кроссворд, прогулка под дождём, хорошо написанная книга. Цветы в цвету.

Может быть, аббатиса была права, и я чересчур романтизирую мелочи — хотя, если память мне не изменяет, выразилась она примерно так: «Жизнь, Сестра Этельтрита, это не красочная сказка про рыцарей. Перестань витать в облаках и заниматься ерундой, иди-ка, дитя, вычисти отхожее место». Тем не менее, я приучила себя жить моментом и быть довольной жизнью, даже в одиночестве. Я научилась ценить маленькие радости, например, делать чью-то жизнь лучше, предлагая помощь или улыбку, вести лёгкую беседу, смеяться над глупыми шутками.

Временами я ощущаю одиночество. Порой мне хочется чего-то большего — что бы под этим ни подразумевалось.

Не всё в моей жизни безупречно. Но я способна найти в ней собственный смысл.

— Да, — подтверждаю я. — Это не было моим решением, но мне нравиться.

— Я испытываю аналогичные чувства, — говорит Лазло, немного подумав.

Я встрепенулась.

— Ты что-то вспомнил?

— Нет. Но твои слова о том, как становишься кем-то против своей воли и при этом стараешься извлечь из этого лучшее… В них есть смысл. Они отзываются где-то глубоко внутри.

— Понятно.

Мы заканчиваем трапезу в тишине — то есть, он быстро закидывает еду в рот, а я тереблю изношенные края салфетки со стола, которую нашла в ящике. Потом он встаёт и идёт к раковине мыть посуду, будто по привычке, будто так и должно быть после ужина. Я невольно начинаю гадать, кто же его этому научил.

Возможно, он женат. Может, пока я крутилась возле падающих гильотин во время Великого террора7, чтобы получить хорошую дозу крови из тех, которые и так умрут (не люблю, когда еда пропадает), Лазло женился на коллеге на берегу моря. Может, его супруга сейчас вся извелась из-за него, ворочаясь на их супружеской кровати, потому что он до сих пор не вернулся и…

Мой поток мыслей обрывается, и меня накрывает паника.

— Всё хорошо? — спрашивает он, всё ещё протирая использованные нами тарелки, словно услышал, как в моей голове произошёл взрыв.

— Да, — говорю я. Но на самом деле нет. Потому что я только что вспомнила кое-что действительно важное.

В этой квартире ни одной кровати.

Глава 7

Вампиры не спят.

Это часть нашего проклятия — нет ни сна, ни покоя, ни передышки от наших злодеяний. Мы приговорены навечно смотреть на пустые стены и анализировать свои поступки, чтобы искупить наше бытие. Для самонаказания нет предела.

Но моё крайне категоричное мнение таково: я ни в чём не провинилась, по крайней мере, с того момента, как перешла на строго сволото-тарианское питание. Поэтому я учтиво покинула этот междусобойчик самобичевания и посвятила это время решению судоку.

Хотя в моей квартире есть спальня (в основном заваленная одеждой, книгами и всяким барахлом, которое я собирала годами, постоянно начиная и бросая разные хобби), кровати там нет.

Что, как я сейчас осознаю, всего на чуточку менее подозрительно, чем