Все потерянные дочери - Паула Гальего

Я не могу добраться до девушки, потому что Леон мне не позволяет. Он не дает мне передышки. Снова и снова он бросается на меня, лишая возможности говорить, убеждать, изматывая меня, доводя до предела терпения… и истощая силы, которые, я знаю, мне следовало бы беречь.

Я чувствую себя всё более усталой и хрупкой, и, кажется, знаю почему.

Ева прижимается спиной к моей спине. — Одетт! Хватит уже! — ревет она между атаками. — Ты должна атаковать его! Я одна не справлюсь!

Холодок бежит по спине. — Надеюсь, ты всё же сможешь, потому что я не смогла бы его ранить, даже если бы захотела.

Ева отвлекается от своей драки, чтобы посмотреть мне в глаза. Её серые радужки сверлят мои так, как умеет только она. — Черт, — бормочет она и ударяет меня в плечо.

Я отвечаю ей ударом изо всех сил — которых у меня немного, — и Ева отшатывается назад, удивленная. — Дерьмо, Одетт! Ты сделала мне больно!

Мои силы медленно возвращаются, хотя не думаю, что этого хватит надолго. — Прости. Потом объясню. — Я вижу, как она что-то бормочет, взбешенная. — Ты была мне нужна.

Её выражение лица немного смягчается, прежде чем она бросает на меня последний взгляд и возвращается к своей битве.

Я теряю её из виду, когда Вороны перебираются через обломки и выходят в коридор, и каждый удар силы, каждая вибрация в воздухе — напоминание о том, что Ева права.

Когда она возвращается ко мне, я всё еще защищаюсь от Леона. Она выглядит усталой и злой. У неё порез на лбу, и она теряет терпение, но не вмешивается. Я знаю, что не должна спрашивать о Воронах.

У меня встает ком в горле. — Леон, — пытаюсь я в последний раз. — Перестань сражаться. Идем с Лоренцо и со мной, начни всё заново со своими друзьями.

Леон двигается, но не атакует меня, потому что поворачивает лицо к двери. Напряжение таково, что мы обе готовы пустить в ход магию, когда слышим движение.

У меня пульсирует в висках. Это две соргинак. Две ведьмы Морганы. Одна — преподавательница Ордена и… Алия, наставница Евы.

Ох, черт.

Они заглядывают внутрь. Что-то держат в руках. Возможно, зачарованное оружие, как то, что использовала Кайя, или какой-то вид магической взрывчатки. Они замечают Воронов, Леона, меня и… Еву.

— Привет, Алия, — говорит ей моя подруга. — Как же я хотела тебя видеть.

Её наставница хмурится, а потом понимает. Дочь Мари, знающая правду, обученная, разгневанная и высокомерная. Это девушка, у которой отняли всё. Та, которую использовали и мучили ложью. Та, кто в одиночку бросил вызов Ордену, сбежал и отправился искать мести.

— Лира Алия, — произносит она. — Нет, вовсе нет. — Улыбка. — Меня зовут Ева, и я тебя убью.

Движение жестокое. Ни одна из нас не успевает его заметить. Поток энергии пронзает другую ведьму пополам. Изувеченное тело падает на пол, не успев даже понять, что произошло.

Алия теперь изучает её со страхом, широко раскрыв глаза. — Послушай, дорогая, у нас не было выбора, и я делала всё, что могла, чтобы подготовить тебя. Я должна была защитить тебя.

Ева делает шаг вперед. Та делает шаг назад. — Защитить меня? — спрашивает Ева в ярости.

Я не слышу остального, потому что краем глаза вижу, как двигается Леон, и мне приходится воздвигнуть барьер своей магией, чтобы защититься. — Леон, пожалуйста, не надо…

Я не успеваю закончить, потому что на этот раз его магия бьет меня прямо в центр груди. Не знаю, как ему это удается. Возможно, я недооценила его силу. Но вот она, жесткая и смертоносная, швыряет меня на пол; он приближается ко мне, и я вижу в его холодных глазах, что решение уже принято.

Меня охватывает горе. У меня нет времени чувствовать что-то иное.

В этот миг рев, исходящий из недр самого дворца, отдается в наших головах, пол дрожит, и порыв воздуха ударяет в Леона. Его отбрасывает назад, он врезается в стену, и град обломков и камней обрушивается на него.

Я становлюсь свидетельницей того, как его погребает под собой, но не позволяю шоку парализовать меня. Когда я встаю, Ева позади меня. Она меня спасла.

Я не благодарю её. У меня нет времени. Я бегу к Леону с пульсирующим подозрением, стискивающим грудь. Осторожно убираю камни, упавшие на него, своей магией, пока не открываю его разбитое лицо.

Я опускаюсь на колени над ним и, прежде чем убрать камни, придавившие его ноги, кладу руки ему на грудь и пытаюсь исцелить, но знакомое ощущение пронзает мои пальцы. Я чувствую, как боль скручивает мои внутренности.

Рука перехватывает мои ладони, и я обнаруживаю, что Леон смотрит на меня.

Камень, должно быть, проломил ему череп, кровь яростно хлещет по одной стороне лица. Глаза его потемнели, глубокая фиолетовая тень накрыла их полностью. Должно быть, у него не одна травма головы.

— Н-не дай… ему у-увидеть меня таким, — шепчет он.

Мне не нужно спрашивать, кого он имеет в виду, и от этого мое сердце разрывается. За него, за Арлана…

— Ты поправишься. Держись, хорошо? Ева! — кричу я. Я даже не знаю, закончила ли она свою схватку. Одна я не могу его вылечить, но, может быть, вдвоем…

— Ева! — настаиваю я.

— П-попроси у него… — Его голос ломается. Спазм скручивает его, и он выкашливает кровавую массу, которая едва не душит его.

— Береги силы, — рыдаю я и вкладываю больше магии в пальцы, но это всё равно что бросать её в бездонный колодец. Только не снова…

— Попроси у него прощения, — настаивает он.

И он начинает меняться. Возвращаются синие глаза, светло-каштановые волосы и те черты, что принадлежали ему почти два года. Он делает лишь один вдох в этом теле, всего один вздох; это всё, на что его хватает.

А затем умирает.

Я поддаюсь горю на мгновение, только на одно. Поплакать будет время позже. Я вытираю дорожку слез с лица предплечьем и, когда встаю, вижу, что Ева наблюдает за мной.

— Ничего нельзя было сделать, — говорит она мне.

Не знаю, что это: оправдание, утешение или прощение. Утверждение и это напряженное лицо вмещают слишком многое.

— Я знаю, — говорю я ей. — Он был обречен еще до того, как мы успели что-то сделать.

Ева понимает это и видит, что я её не виню. Я бросаю быстрый взгляд ей за спину.

— А Алия? — спрашиваю я.

Она тоже