Все потерянные дочери - Паула Гальего

Мы смотрим друг на друга, потому что знаем, что это значит, какое решение ей пришлось принять, чем она пожертвовала, чтобы спасти меня. Я чувствую, как что-то мягкое сжимается у меня в горле.

Она протягивает мне руку и ставит на ноги, и я тут же начинаю чувствовать слабость, ощущаю, как сила покидает мое тело.

— Ева, я должна… Доверься мне, — говорю я, подбираю с пола осколок стекла и делаю надрез на её предплечье, вызывая у неё шипение и удивленно приподнятую бровь. — Полагаю, это означает, что ты чувствуешь себя Волком.

Она щурит глаза, но синий свет, поднимающийся в небо с одной из сторон леса, привлекает её внимание. — Потом будет время для объяснений. Я должна идти.

Я киваю и мягко сжимаю её руку, которую тут же отпускаю; но она — нет. Она раздумывает несколько мгновений, а затем заключает меня в объятия.

Я чувствую, как её тепло проникает в каждую клеточку моего тела, как её магия нежно баюкает меня, исцеляя каждую рану, восполняя мою магию. Я пытаюсь отстранить её.

— Ева, нет! Ты истощишь себя, а тебе нужна сила для боя. — Тебе она нужнее, — говорит она мне на ухо и сжимает так крепко, что мне больно.

Я чувствую себя хорошо, чувствую себя сильной и любимой, и мне приходится сдерживать слезы, когда она заканчивает, отпускает меня, и я вижу, что её глаза тоже полны влаги.

— Ты сможешь сразиться с Морганой, или мне нужно вытащить тебя отсюда прямо сейчас?

Я сглатываю. — У меня есть план.

Она обдумывает это пару секунд. — Не делай глупостей. — Она делает шаг назад.

Я улыбаюсь ей. — Ты тоже.

И она исчезает. Я тру тыльной стороной ладони глаза и поворачиваюсь к Лоренцо, который стоит на коленях рядом с Флоренс. Я тоже подхожу, но сделать уже ничего нельзя, кроме как закрыть ей глаза.

Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на остальных, и вижу в их взглядах что-то знакомое: боль, бессилие, ярость. — Давайте уничтожим Моргану, — говорю я им.

Найти её непросто. И я спрашиваю себя, что будет, если она ускользнет от нас. Если она поняла, что не может выиграть эту битву, возможно, решила сбежать, и если так… Предпочитаю об этом не думать.

Мы разделяемся, чтобы найти её, и все делают это с обещанием не вмешиваться, если найдут. Они должны только позвать меня. И всё же я надеюсь, что именно я найду её. Я не доверяю Лоренцо настолько, чтобы верить, что он будет сидеть сложа руки.

Я дохожу до конца своего сектора, по уже пустынному коридору, который покинули занимавшие его дворяне, когда слышу шум за дверью и приближаюсь.

Но по ту сторону не Моргана, а Бреннан.

Он оборачивается, как только чувствует меня, цепляясь за столик, с которого на пол упала пара бутылок с ликером. Другой рукой он с силой сжимает собственное предплечье, и тогда я понимаю, что он, должно быть, уронил их от боли.

Три глубокие царапины полностью содрали кожу с руки, оставив живое мясо. Кровь пачкает его белую рубашку и пальцы, а выражение лица не способно скрыть страх. Должно быть, у него в действии какое-то заклинание, и таковы последствия. Закон троекратного воздаяния, взимающий плату за магию кровью.

— Это была ты, да? — Он смеется. — Скользкая мелкая крыса.

Бреннан выпрямляется, но выглядит он ужасно. Я вижу вспышку в кисти его раненой руки. Напрягаюсь и готовлюсь защищаться.

— Я всегда была особенной, — повторяю я его слова.

Внезапно Бреннан кричит, и я вижу, как то, что показалось мне вспышкой, превращается в цепь с зазубренными звеньями.

Я поднимаю руки, чтобы отклонить её импульсом энергии, но этого недостаточно, и в тот момент, когда я понимаю, что именно за эту магию он заплатил, цепь настигает меня и обвивается вокруг шеи.

Удар опрокидывает меня на спину. Сталь впивается в плоть и сжимается сильнее, сразу же, слишком быстро. Я извиваюсь и тяну цепь, хотя и раню пальцы.

Я пытаюсь закричать, но не могу. Стальные зубья погружаются в мясо, и цепь давит с такой силой, что я остаюсь без воздуха.

Я слышу звук разрываемой ткани, за которым следует жалобный стон, и знаю, что Бреннан сотворил еще больше магии. Я освобождаюсь от цепи, как только действие заклинания ослабевает, а я прихожу в себя после потрясения. Бросаю её на пол, готовая встретить его лицом к лицу, когда его шаги приближаются, но он проходит мимо.

Я вижу, как он направляется к двери, которую я оставила открытой, и, прежде чем он успевает сбежать, швыряю свою силу, чтобы остановить его. Бреннан врезается лицом в невидимый экран и поворачивается ко мне с проклятием.

— Ты так ошибаешься… Ты ввергла все королевства в войну из-за детской обиды и незажившей раны. Весь мир заплатит за твою наивность.

— А что ты сделал для мира за эти двадцать лет? Ты разрушал семьи, пытал невинных детей и наживался за наш счет. Это твой способ служить Благу?

Он сжимает кулак, и я готова сделать неверное движение, но он пока не использует свое заклинание.

— Что ты можешь знать, — выплевывает он. Его зубы испачканы кровью. — Тебя используют. Всегда оружие: пустой инструмент. Бедная Одетт… ты, должно быть, очень устала. Что они тебе дали, чтобы ты пошла за ними? Сказали, какая ты особенная? Как сильно ты им нужна? Ты не более чем плохо использованный ресурс.

Движение едва уловимое, но я останавливаю его вовремя. Я чувствую столкновение его магии с моей, и хотя это всего лишь защита, я замечаю, как она меня слегка ослабляет. Это плохо закрытый кран, из которого постоянно убегают капли, медленно, но непрерывно.

В коридоре слышится голос, и мы оба напрягаемся. Лоренцо находится по ту сторону, зовет меня, ищет. Увидев его, он поднимает меч против Бреннана.

— Мы нашли Моргану, — заявляет он, не сводя глаз с нашего наставника.

— Ты… Ты тоже в этом замешан. Не удивительно. Ты всегда был слабым.

На этот раз атака направлена на него. Лоренцо падает на пол, хватаясь за горло, и я вижу на нем цепь, впивающуюся в плоть.

Бреннан не упускает возможности. Следующее заклинание приходит с криком боли, пронзающим его. Его способ использования магии так отличается от манеры Кайи и других ведьм… Нет равновесия, нет медитации, сделок или хитрости: только чрезмерное, эгоистичное и жестокое использование, которое отражается в багровом пятне, внезапно пересекающем его спину сверху донизу.

Но он