Его самое темное желание - Тиффани Робертс

Боль пронзила ее. Слезы защипали глаза, нижняя губа задрожала. Она прижала пальцы к животу и склонила голову так, что ее нос почти коснулся горячей воды. У нее вырвался тихий всхлип.

А что, если она не пережила аварию? Что, если она умерла, и это было своего рода чистилищем? Лес вокруг ее машины разросся так, словно та стояла там уже несколько месяцев, и голоса, которые она слышала в тумане, были человеческими, она знала это. Но она не смогла понять их, не смогла дотянуться до них. И чем глубже она погружалась в туман, тем больнее ей было.

Слезы скатывались по носу и капали в воду внизу.

Что она собиралась делать? Сбежать не получилось. Каждый раз, когда она пыталась, ее переносило обратно в этот проклятый коттедж. Была ли она жива или мертва, ей некуда было идти. Она была… в ловушке.

Кинсли шмыгнула носом и открыла глаза. В глубине души она знала, что не умерла, знала, что это не сон. Все было очень реально, но правила ее мира здесь были неприменимы.

И единственный способ получить ответы… был от него.

Прерывисто вздохнув, она снова закрыла глаза и ополоснула лицо, смывая слезы. Ей нужно было быть сильной.

Кинсли села и украдкой посмотрела на дверь. Все еще закрытую. Но она чувствовала, что он ждет за дверью.

— Ты справишься, Кинсли, — тихо сказала она.

Взяв одну из бутылочек с края ванны, она сняла крышку и осторожно понюхала. Пахло мускусом и амброй, пряно и чувственно.

Пахло им.

Она закрыла крышку и поставила бутылку чуть более грубо, чем намеревалась.

Ладно, возможно, это было сделано намеренно…

Она взяла другой флакон и попробовала аромат. Этот был более свежим и напоминал о дожде. Гораздо лучше.

Используя мыло, Кинсли смыла грязь, мусор и зеленые разводы с кожи и волос. Вскоре на поверхности воды появились крошечные веточки и кусочки листьев. Закончив, она встала и осторожно выбралась из ванны, ступив на влажный мягкий мох. Она схватила с полки полотенце, вытерлась и обернула его вокруг тела.

Кинсли смотрела на дверь, покусывая нижнюю губу, обдумывая свое затруднительное положение. Она что, должна была просто выйти из ванной в одном полотенце?

Помнишь, Кинсли? Тебе не нужна одежда для того, что он запланировал для тебя.

Она прижала полотенце к груди.

— Будь храброй. Ты сможешь это сделать.

Эти слова не ослабили тревоги, которая скручивалась у нее в животе.

Она подошла к двери и взялась за ручку, задержавшись, чтобы еще раз вздохнуть, прежде чем открыть ее. Ее обдало волной тепла. Кинсли вошла в спальню.

С приближением ночи окно над кроватью было уже темным. В камине полыхал небольшой огонь, его свет смешивался со слабым свечением кристаллов, отбрасывая на комнату мягкое сияние, которое противоречило тому, что должно было здесь произойти.

И вот он был там, сидел в одиноком кресле перед камином, и его глаза были еще более дьявольскими, чем пламя. Он не смотрел на нее, когда сказал:

— Забирайся на кровать и приготовься, человек.

Кинсли прищурилась и наморщила нос.

— Приготовиться?

Он повернул к ней лицо, постукивая пальцем по подлокотнику кресла. Кожа его рук была такой же черной, как когти, как и кончики длинных заостренных ушей.

— Ложись и раздвинь бедра, чтобы ты могла принять меня.

— Совершенно точно нет.

Он обнажил клыки.

— Сейчас же.

Кинсли наклонилась вперед, не отрывая от него взгляда, и твердо сказала:

— Нет.

Ухватившись за подлокотники, он вскочил на ноги, отчего движение выглядело таким грациозным и в то же время таким мощным и пугающим. В два шага его высокое, стройное тело оказалось рядом с ней.

— Тебе повезло, что я выбрал тебя, женщина.

Она откинула голову назад, но не отступила.

— Почему? У тебя здесь много кандидатов?

В комнате потемнело, и тени сгустились на лице монстра, делая блеск его глаз ярче по контрасту.

— Я не потерплю такой дерзости, особенно от человека.

Она не отводила от него взгляда, не могла отвести. На периферии все… исказилось. Стены, потолок и пол отдалялись, хотя тени сгущались. И он возвышался над ней больше, чем казалось возможным.

Это сбивало с толку и пугало на первобытном уровне. Казалось, что он стал больше, но в то же время она почему-то стала меньше.

Этого не может быть на самом деле.

Темнота стала такой полной, что всем, что она могла видеть, были его глаза, пара алых огоньков в ночи.

— Но я должна терпеть ее от тебя? — спросила она, несмотря на сухость во рту.

Зарычав, он схватил ее за горло. Она почувствовала движение, почувствовала, что ее ноги отрываются от пола, а полотенце падает, но все произошло так внезапно, что она не могла осознать происходящее, пока обнаженная спина не опустилась на кровать. Хотя в комнате по-прежнему царил полумрак, тени рассеялись ровно настолько, чтобы она могла разглядеть своего хозяина, своего похитителя, увидеть ярость в его глазах. Увидеть отсутствие в них жалости и сострадания.

Продолжая держать ее за горло, существо протиснуло бедра между ее ног, а другую руку опустило, чтобы расстегнуть шнуровку своих брюк. Глаза Кинсли расширились, она вцепилась в его предплечье и заерзала под ним, пытаясь высвободиться. Но он удержал ее на месте.

— Ты заключила со мной договор, — процедил он сквозь зубы, — и ты должна его соблюдать.

Страх, одновременно и смертельно холодный, и обжигающе горячий, пробежал по коже Кинсли, когда он вытащил член. Он был длинным и толстым, с выступающими гребнями, идущими вдоль верхней и нижней сторон его ствола, которые сужались к головке. У основания кожа была черной, но ближе к кончику становилась такой же зеленой, как и его лицо.

И, к ее еще большему ужасу, это зрелище пробудило в ней желание.

Когда он ухватился за толстый ствол, Кинсли поняла, что его сила слишком велика, чтобы она могла сопротивляться. Она знала, что, как бы сильно она ни боролась, она не сможет остановить это… то, что произойдет.

Физическая боль, которую, как она знала, он мог причинить, смешалась с болью в ее сердце и душе, с ее страхом и унижением, со всем ее смятением и разбитыми надеждами, и все это вылилось в сдавленном крике.

Кинсли ударила его кулаком в грудь, и слезы наполнили ее глаза.

— Прекрасно. Изнасилуй меня, ты, гребаное чудовище!

Он замер. Его пальцы согнулись, вонзив когти в нежную кожу ее шеи. Он опустил взгляд, переводя его с ее глаз