Все проклятые сны - Паула Гальего

Мы остановились посреди зеленой лужайки, между школой и зоной хижин. Ветер растрепал мои темные волосы.

— С тобой такое случалось? — спросила я.

Любой другой мог бы солгать мне; пара утешительных слов, какое-нибудь «я прошел через это, и ты пройдешь», но Элиан никогда бы так не поступил.

— Нет, — ответил он искренне. — Никогда. Но я знал других, с кем случалось. Тебе будут задавать вопросы, Лира.

— Я была с тобой, в двух рядах от неё, — быстро сказала я. — Есть свидетели. Они поймут, что я не…

— Наверняка допросят всех Лир, даже если их не было в классе, а может, и других, кто контактировал с пострадавшей. Что ты делала сегодня утром, Лира?

— Встала, позавтракала, была на Рукопашном бою… — Что ты делала вчера вечером? — Спала, — ответила я. — Как обычно. Я… как обычно, Элиан.

Он взял меня за руки. — Где именно ты была?

— В хижине. Потом ушла с Алексом. Мы были в… Ох, дерьмо. Я должна это рассказать?

Элиан прикусил нижнюю губу. — Можешь попытаться не рассказывать, но спустя какое-то время… Возможно, ты расскажешь, и если сдашься, если признаешь что-то, о чем не сказала вначале, они будут давить сильнее, думая, что ты скрываешь что-то еще.

— Я справлюсь, — заявила я очень уверенно. — Я не буду говорить. Не расскажу им.

— Тебя не накажут за то, что ты спала с Алексом, — заверил он меня.

Я сглотнула. — Но накажут за то, что я спала с ним в школе. Я не подходила к классу Ядов и Токсинов, ни к классу Грима, но мы были на территории школы, Элиан, — призналась я. — Было бы очень легко взять один из ядов и подменить материалы для сегодняшнего урока. Я не буду говорить. Не расскажу.

— Ты уверена? Наступит момент, когда ты захочешь говорить. Тебе так сильно захочется признаться, что даже если ты ничего не делала, если ты невиновна, твой разум будет искать что угодно, что можно им дать, что угодно, лишь бы остановить их.

У меня немного дрожали колени. Я кивнула, не будучи до конца уверенной. — Если я признаюсь, а виновного не найдут, обвинят меня и обвинят Алекса. Я не буду говорить.

— Хорошо, — согласился он. — Ты уверена, что никто не видел вас в школе? — Уверена. Я скажу, что мы гуляли, на случай если кто-то видел нас на улице, а потом вернулись в хижину, что мы четверо были вместе всю ночь. — Ладно.

Мы всё еще стояли посреди нигде. Мне хотелось остаться там, с ним. — Ты готова к этому. Вас учили всему на Техниках допроса.

Это была правда. Мы умели причинять боль и терпеть её, но это будет по-другому. Вероятно, это событие даст им идеальный повод устроить настоящий экзамен: без стоп-слов, без перерывов, без возможности выйти или сдаться. Они сделают это по-настоящему. Будут пытать нас. Будут искать ответы. И только они решат, когда получат всё, что им нужно.

— Мне страшно, — сказала я ему. — Мне тоже, — признался он. — Ты должна быть сильной, до конца.

Всего через несколько минут, когда мы увидели группу, направляющуюся к хижинам, чтобы найти меня, чтобы найти всех нас, он поцеловал меня в щеку на прощание.

Тогда я не знала, но этот поцелуй был последним.

***

Первые часы были долгими, но не самыми худшими. Сначала они задавали вопросы и слушали. Спустя какое-то время, когда я уже устала и у меня затекла спина, они начали применять техники допроса, которых я боялась по-настоящему.

Я помню эти часы, те, что последовали потом, как кровавое пятно. Ощущение при мысли о них похоже на то, будто находишься внутри темного колодца, под водой, и смотришь вверх, на размытые силуэты дня и света.

Они не использовали ничего, что оставило бы след; ничего, что могло бы изувечить или покалечить меня. Я знала, что существует множество разных способов причинить боль, но никогда не представляла, что их так много, таких разных, таких ужасно жестоких.

Я думала об Элиане. Повторяла снова и снова его последние слова: ты должна быть сильной, ты должна быть сильной, ты должна быть сильной… Но он был прав. В какой-то момент между вторым и третьим днем, или, может быть, между третьим и четвертым, я не знала, мне захотелось заговорить.

Я начала искать что угодно, что могло бы остановить это, положить конец лишению сна, боли, страху.

Я выдумывала. Выдавала абсурдные детали, о которых меня никто не спрашивал, лишь бы показать, что я хочу говорить, что я бы сказала, если бы было нужно. Я хотела говорить, говорить, говорить… И все же я оставалась верна своей первой версии. В ту ночь мы с Алексом недолго погуляли и вернулись в хижину. Мои товарищи могли это подтвердить.

Несмотря ни на что, я не сказала правды, не сдалась.

Они тоже говорили. Рассказывали мне тысячу разных версий, тысячу лживых историй и выдумок, которые были как удары ножом: «Лира Алия говорит, что видела, как ты трогала материалы своей подруги Лиры Шемар». «Сама Лира Шемар убеждена, что это была ты».

Был момент, в самом конце, когда я была готова сдаться. «Если признаешься, всё закончится. Скажи нам, что это была ты, и мы проявим снисхождение».

Я хотела это сделать. В конце концов, что могло случиться? Что еще они могли со мной сделать? Я знала, что Алия прошла через нечто подобное, когда оставила мне тот шрам за ухом. Но с ней было иначе, без агонии, затягивающей всё без необходимости. Они знали, что это была она, и не стремились сломать её, лишь наказать и, возможно, запугать, чтобы она никогда больше не совершила ту же ошибку.

Всё закончилось, когда нашли виновную. Это действительно была одна из нас. Тогда мне и сказали.

Огромные стальные двери, за которыми меня прятали, распахнулись настежь, и на этот раз вошли двое мужчин и женщина с открытыми лицами. Женщина освободила меня.

— У нас есть виновная, — сообщила она мне. — Мы очень сожалеем о неудобствах и беспокойстве, которые могло причинить тебе расследование.

Я подавила смешок, который прозвучал бы надломленно и безумно. Когда один из мужчин развязал меня, он протянул мне влажную тряпку и стакан воды.

Я не плакала, потому что часть меня не до конца осознала это, не поняла, насколько