Разрушение кокона - Тан Ци

Когда дыхание Фэнцзю выровнялось и она погрузилась в объятия сна, владыка медленно открыл глаза. Глядя на румянец, так и не сошедший с лица девушки, он позволил себе легкую дразнящую улыбку.

Молодой бог долго смотрел на девушку в своих объятиях, затем нежно коснулся губами ее лба.

За окном высоко в небе сияла полная луна, беспристрастная свидетельница этого мгновения.

Глава 6

Прошло семь месяцев.

Как-то на Лазурном море Фэй Вэй, рассказывая Фэнцзю о годах учебы владыки в школе Стоячих вод, упомянул уроки магических построений, которые вел сам Бог-Отец.

В поединке двух армий расстановка войск имеет решающее значение. Если выстроить воинов с умом, можно сдержать врага, а после сокрушить неожиданным ударом. Лучше всех это искусство усвоили Мо Юань и Дун Хуа. По окончании обучения каждый из них представил свою лучшую работу.

Дун Хуа забыл дать своему творению имя. Бог-Отец, взглянув на построение, нарек его Цяньюань[147], что означало Начало Неба. Этим названием Бог-Отец хотел сказать, что в работе Дун Хуа сходились все небесные силы первотворения, а затем из всего самого беспощадного, что в них было, формировался огромный строй, способный разрушить любое другое построение. Разрушительная мощь и жестокость работы Дун Хуа была столь велика, что иначе как Началом Неба ее и назвать было нельзя. Но именно за эту жестокость Бог-Отец запечатал созданный Дун Хуа строй навеки, сказав, что его развертывание принесет беды всему сущему.

Тем не менее работа получила высшую оценку, пусть и не такую высокую, как творение Мо Юаня. Сам же Мо Юань, сравнив оба построения, признал, что Дун Хуа превзошел его в искусности исполнения. На вопрос, почему Дун Хуа поставили оценку ниже, Бог-Отец ответил просто: он забыл дать своему творению имя и на этом потерял важные очки.

С тех пор владыка никогда не забывал называть свои творения. Спасибо Богу-Отцу.

Фэнцзю возразила: когда она была его духовным питомцем в Рассветном дворце, он так и не дал ей имени, называя просто «лисичкой».

– Ах, – улыбнулся Фэй Вэй, – для владыки это и было именем. Возможно, он даже считал его милым и гордился своей удачной выдумкой.

Но позже перешел к сути дела. Все это управляющий рассказывал не просто так. Узнав историю построения Начала Неба, Фэнцзю смогла понять нынешнюю ситуацию. А осознав ее, даже оставаясь в Лазурном море, не стала бы напрасно тревожиться за владыку.

Нынешняя же ситуация была такова: семь месяцев назад, после собрания на горном хребте Чжанвэй, владыка вернулся в Девять небесных сфер, вновь открыл Рассветный дворец и воссел на трон Верховного бога. Получив посох из дерева Париджата – символ высшей власти над восемью пустошами, – он снял печать Бога-Отца с построения Начало Неба и, развернув его, во главе бесчисленных божественных воинов всего за полгода оттеснил объединенную армию трех кланов под предводительством Фу Ина обратно в Северную пустошь.

Отступив, Фу Ин вытянул силы, питавшие северные земли, и воздвиг барьер, охвативший всю пустошь. Мятежник укрылся за ним во главе армии и выходить не собирался. Поскольку барьер был создан из сил самой земли, его разрушение уничтожило бы и всю Северную пустошь. Фу Ин поставил на то, что боги не рискнут потерять столь обширные земли. Так и вышло – войска богов остановились у реки Цзешуй.

Война была настолько напряженной, что за эти полгода Фэнцзю ни разу не увидела владыку. Она уже смирилась, что война закончится нескоро, а значит, неизвестно, когда она сможет встретиться с мужем, но через семь дней после разговора с Фэй Вэем на Лазурное море прибыли двое генералов.

По приказу Дун Хуа они прибыли сопроводить ее к реке Цзешуй.

К берегам Цзешуй они прибыли ночью. Фэнцзю ожидала увидеть напряженную и гнетущую обстановку противостояния двух армий, но на удивление взгляду ее открылась картина отдыха и восстановления. На восточном берегу стояли десятки тысяч палаток, которые в середине лагеря и вовсе были украшены фонарями и цветными шелками. Оказалось, сегодня праздновали свадьбу одного из командиров.

Фэнцзю крайне удивилась и с любопытством спросила у Фэй Вэя:

– Разве на поле боя можно заключать браки?

Управляющий в ответ тоже изумился:

– Неужели в эпоху госпожи Сяо-Бай существовали столь суровые правила, что они запрещали военачальникам жениться во время войны? – Он искренне заинтересовался. – Но когда в пустошах случается война, противостояние может затянуться на сотни, а то и тысячи лет. Как бы то ни было, у всех полным-полно свободного времени. Не слишком ли жестоко запрещать воинам создавать семьи?

Эпоха госпожи Сяо-Бай была временем спокойствия и благоденствия, когда сражений не случалось. Все свои знания о войне она получила в школе. Но наставники, повествуя о битвах первозданного хаоса, в основном говорили лишь о том, как генералы вырабатывали стратегию да выбирали тактики, чтобы обмануть противника половчее, а вовсе не о том, как они заботились о благополучии бойцов во времена затишья.

В познаниях госпожи Сяо-Бай обнаружился пробел. Она задумалась, не находя ответа, затем дотронулась до лба и застенчиво улыбнулась:

– Видимо, я действительно многого не знаю.

В этот момент Фэй Вэй заметил приближающегося по берегу владыку и поспешил учтиво удалиться, подмигнув Фэнцзю на прощание.

Вняв намеку Фэй Вэя, она подняла глаза и посмотрела вдаль.

От холода над извилистым потоком Цзешуй поднимался густой туман. В ее водах, дробясь, отражалась яркая луна, рождая игру света и тени. Сквозь дымку к Фэнцзю шел молодой сребровласый бог, облаченный в пурпур. Казалось, он, озаренный сияющим лунным светом, явился к ней из сна.

Неподалеку шумел оживленный лагерь, где горели огромные костры. Вокруг них пели, танцевали и веселились воины, а в самой гуще событий, должно быть, находились новобрачные в алых нарядах. Однако по мере приближения сереброволосого мужчины прежде такой явственный шум словно растворился в пустоте первозданного хаоса, оставив после себя только тишину да громкий стук ее сердца.

Хотя они были вместе уже немало времени, стоило Дун Хуа лишь возникнуть вдали, и сердце Фэнцзю начинало стучать как сумасшедшее, без малейшего труда пробуждая чувства тех первых дней, когда она полюбила его. Фэнцзю добивалась его тысячелетиями, и те годы действительно дались ей непросто, но даже тогда она ни на миг не могла по-настоящему отпустить его. Наверное, в этом и была причина.

Фэнцзю завороженно смотрела, как он приближается. Разумеется, она понимала, что благоразумнее было бы остаться на месте, сохраняя достоинство. Но она продержалась меньше