Без ума от истребителя - Эли Хейзелвуд

— Какого… — И тут я замечаю, что Лазло очнулся. Стоит за обезглавленным Древним-Отморозком, с кинжалом в руке. Но он смотрит не на дело своих рук.

Нет: он смотрит на меня.

Я хочу сказать: «Спасибо». И: «Ты цел?» И: «Он ещё не мёртв. Мы должны выставить его на солнце».

Но свет в его глазах, новый и древний одновременно, подсказывает мне, что мои объяснения не требуются. Он уже в курсе. Убийство вампиров для него — второе амплуа, а может, и первое.

Я открываю рот, но сразу же закрываю, не зная, что сказать. Мне неожиданно хочется расплакаться, и я не понимаю, отчего.

Пока Лазло не произносит: — Этельтрита.

Моё имя. То, что дала мне мать. Наверное, потому, что тогда, тысячу лет назад, оно было на пике моды.

Это может означать лишь одно.

Вот почему я, не сказав ни слова, нападаю на Лазло Эньеди.

Глава 11

За столетия я сражалась с Лазло больше раз, чем могу сосчитать. Если в чём-то я и уверена, так это в том, что в физической силе и боевом мастерстве мы равны.

Поэтому непонятно, как могло пройти всего две секунды с начала моего рывка до момента, когда лезвие кинжала коснулось татуировки на его шее.

Да, он немного побит. Но и у меня всё ещё сильно кровоточит место укуса вампира, а это значит, что мы оба не в лучшей форме.

И вот я стою. Смотрю на него, приставив нож к горлу, без труда прижимая его крупное тело к стене. Наконец, мне предоставился шанс вырезать его из моей жизни раз и навсегда.

Свобода была бы колоссальной. Пройдёт, может, пятьдесят, а то и целая сотня лет, пока Гильдия не найдёт нового истребителя на наш род. Я получу десятилетия без необходимости оглядываться. Без переездов на другие континенты из-за раскрытого убежища. Десятилетия спокойствия.

И всё же, я медлю.

Сделай же это. Сейчас же. Он не тот человек, который храпел тебе на ухо в два часа ночи. Который сделал вид, что забыл правила криббеджа9, как только ты начала побеждать. Не тот, кто целовал тебя. Он бы не сделал ничего из этого, если бы помнил, кто ты. Ты ему отвратительна. Он ненавидит тебя. Его единственное предназначение — это уничтожить тебя, что…

Не объясняет, почему его взгляд внезапно стал таким мягким. Или почему вместо того, чтобы оттолкнуть меня или дать отпор своим оружием и использовать свою силу, он так ласково ко мне прикасается. Он поднимает руку, обхватывает моё лицо и нежно поглаживает мою скулу.

— Что ты…? — говорю я дрожащим голосом. И не могу закончить начатый вопрос.

— Этельтрита, — спокойно произносит он. Его голос не изменился с момента нападения, и всё же он звучит совершенно иначе. Он — мужчина, спасший мою жизнь два дня назад, целовавший меня, тот, кто убрал беспорядок, устроенный мной на кухне, но сейчас он нечто большее. — Если хочешь меня убить, я не буду сопротивляться. Но прежде мне нужно, чтобы ты сказала кое-что.

Я в полном смятении. Словно меня кружат с завязанными глазами, чтобы посмеяться над тем, как я спотыкаюсь и падаю на колени. Я точно что-то упускаю. И уж точно не знаю, почему позволяю ему придвинуться ко мне ещё ближе, когда из-за его собственных движений лезвие моего ножа впивается в его горло, рассекая кожу. Запах его крови обволакивает меня, искушающе сладкий. Его губы касаются моего уха, и он спрашивает:

— Как думаешь, куда я попаду после смерти?

И тогда я вспоминаю.

Глава 12

Его Превосходительство, Герцог Аурелио Корсини, был превосходным человеком, полностью соответствуя своему титулу.

И весьма эксцентричным. Я знала его примерно пятьдесят лет и поэтому ничуть не удивилась, что всего спустя три месяца после его кончины, дочери решили устроить бал-маскарад в его честь.

Без сомнения, именно этого он бы и пожелал.

Мы с ним впервые встретились, когда он был ещё ребёнком. Герцог возвращался из поездки по Апеннинам, путешествуя по тосканской деревне, когда на него и его свиту напала банда разбойников. Обычно я бы не вмешивалась в дела аристократии. Но наступили сумерки, и я была голодна. С самим домом Корсини мы не имели особой дружбы, зато эту конкретную шайку бандитов я откровенно презирала. Пытать почти двадцать людей с таким извращённым удовольствием было, мягко говоря, дурным вкусом.

В итоге я перебила с полдюжины негодяев, напилась их крови до самого пресыщения и, когда последнее обескровленное тело упало наземь, заметила, что не все из свиты герцога были так уж мертвы.

— Благодарю вас, — сказал мне юный мальчик, чей голос звучал поразительно твёрдо. Ему едва ли было больше семи-восьми лет. Он должен был бежать с криками в Тосканские холмы. Вместо этого он держал за руку быстро холодеющий труп своей няни. — Они очень плохо обращались с ней. Я рад, что вы их наказали.

Его рассуждения были логичными, а я была слишком сыта свежей кровью, чтобы волноваться из-за того, что меня раскрыли. В лунном свете я увидела блеск упрямых слёз в глазах мальчика, и прониклась к нему симпатией.

Поэтому спросила: — Хочешь, я провожу тебя домой?

— Пожалуйста, миледи.

И на этом всё. Когда я оставила его у ворот палаццо, он спросил, приду ли я к нему снова. «Пожалуйста», — добавил он, и только поэтому я дала обещание. Когда ему стукнуло пятнадцать, я навестила его, будучи уверена, что он забыл обо мне. Но он всё помнил и принял меня при своём дворе. Он никогда не требовал объяснений моим поступкам или моей сущности. Никогда не упоминал увиденное или то, что я оставалась неизменно молодой.

И всё же, он понимал, что я отличаюсь от него. Он задавал мне вопросы об истории и смысле существования. Он постоянно искал моей компании и возможности побеседовать. Он даровал дружбу и защиту, не требуя ничего взамен.

Это было освежающе. За все века нашлась лишь горстка людей, которым я показала свою истинную природу. Увы, сталкиваясь с реальностью бессмертия, люди либо начинали видеть в этом символ зла, либо требовали часть этого для себя. Но не герцог, который видел меня такой, какая я есть, и дарил только принятие, позволяя мне чувствовать себя чем-то большим, чем просто порождением чьих-то кошмаров.

Я любила его всем сердцем и знала, что мне будет его не хватать. Поэтому самым малым, что я могла сделать, — это было надеть традиционную