Ее бешеные звери - Э. П. Бали

Все знают о судебном запрете феникса, и мы сказали нашим зверям только то, что Аурелия затаилась, и чтобы они не задавали вопросов. В первую неделю было много сплетен, но сейчас эта новость уже устарела. Только хищные птицы переживают, что одна из «их» анима пропала без вести, но я быстро положил конец всякому кудахтанью по этому поводу. Кулаки говорят лучше любого рта. Мой девиз по жизни.

Коса опускает взгляд на мое предплечье, где красуются следы от зубов нашей Регины. Я посолил их, чтобы сохранить шрамы и носить как знак почета. Эти красивые углубления навсегда останутся для меня чем-то драгоценным. Так же, как и отсутствие указательного пальца на правой руке.

Я думаю о ней каждую секунду. Как она сидит под общежитием анима, словно злобное, кровожадное, впавшее в спячку чудовище. Как ее голубые глаза смотрят на меня из темноты. Как она шипит и скалит зубы, когда я оскорбляю кого-то из ее друзей. Мой член дергается от этой мысли. Коса еще не понимает, и Ксандер тоже. Они не позволяют своему анимусу руководить ими, как это делаю я, и поэтому не видят ее должным образом.

Но я вижу. Мой волк и я, мы можем видеть ее всю. Я видел ее орлицей, волчицей и львицей. Но за всеми этими прекрасными формами скрывается женщина. Женщина, которая спланировала свой побег, избежав казни. За пределами медицинского крыла была дюжина смертоносных тварей, и ей удалось остановить их всех всего несколькими нимпинами. Блестяще. Гениально. Я бы все отдал, чтобы увидеть это в реальной жизни, а не только на записи с камер наблюдения, которые я просматриваю на телефоне через день. Вот о чем мы говорим, когда я прихожу к ней. Ну, я говорю, а она просто слушает.

Я надеюсь, что чем больше буду с ней разговаривать и кормить, тем сильнее она будет в меня влюбляться. Я нравлюсь ее аниме. Теперь она позволяет мне кормить ее маленькими кусочками курицы. Сначала я сам пережевывал пищу и пытался давать ей так, как это делают птицы, решив, что, возможно, так делала ее мать.

Но она просто посмотрела на меня очаровательным «Ты издеваешься?» взглядом. Когда я попытался сделать это снова, Стейси и Сабрина метнулись в угол пещеры с рвотными позывами, и у меня не осталось выбора, кроме как попробовать другие методы. Я пытался давать мясо сырым, потом вареным, потом жареным, но она ничего не ела, пока Коннор не принес бескостный сорт. Он сказал, что мы не хотим знать, кому ему пришлось отсосать, чтобы раздобыть его, но сам ухмылялся, так что определенно он от этого не пострадал.

— Ей не нравятся кости? — недоверчиво спрашиваю Ракель. — Все бешеные любят кости.

— Я не думаю, что она обычная бешеная, мистер Фенгари, — приходит телепатический ответ.

Это заставляет меня сиять от гордости, потому что я знаю, что моя Регина не такая, как все. Или обычная. Или заурядная. Она особенная. Костеплет. И каждый раз, когда она берет у меня еду, мое сердце становится немного больше.

Меня возбуждает, что я первый в нашей стае, кто попробовал ее. Кто насладился ею.

И когда остальные полюбят ее так же, как я, у меня все равно будет это право. Право собственности. Лайл ненавидит меня за это. Я знал это с самого начала. Его анимус думает, что он старший и, следовательно, второй в иерархии и должен был заявить права первым. Но пошли они все, потому что я был тем, кто увидел ее первым.

И я тот, кто влюбился в нее первым.

Я пропускаю второй урок, потому что не могу побороть желание быть с Аурелией. Я провел там ночь, как и всегда, но оставить ее, даже с Юджином, чтобы поесть или пойти на занятия — все равно что снова открыть старую рану. Лайл будет недоволен, но я посещаю его занятия по регине, так что он только за это должен ставить мне оценки. Напевая по дороге в общежитие анима, я посылаю Кристине воздушный поцелуй. Она бросает в мою сторону ругательства, так и не простив меня за эпизод с бомбой, но все равно впускает в общежитие. Как только я достигаю канала, я вижу, что лодка не причалена. Подозрительно прищурившись, я перекидываюсь и прыгаю в воду, прокладывая себе путь по туннелю. Вода приглушает запахи, а здесь так много людей в последнее время, что бывает трудно сказать, кто из нас сегодня, а кто вчера.

Но мое чутье на членов нашей стаи превосходит мой нюх, и я обнаруживаю присутствие Лайла еще до того, как заворачиваю за угол, и вижу его длинный светлый хвост, свисающий вдоль широкой спины, обтянутой костюмом.

Он сидит на каменном полу, а Аурелия…

Ревность вспыхивает, когда я вижу их вместе. Аурелия прижимается к Лайлу, ее тело лежит рядом с его ногой, как будто она находит там утешение. Лайл знает, что я поднимаюсь, но не оборачивается. Юджин сидит в гнезде Аурелии, наблюдая за ними через очки, как хороший мальчик, которым он и является.

Вылезая из воды, я встряхиваюсь, обдавая их обоих холодной водой.

К моему ужасу, когда я заканчиваю, я вижу, что в воздухе висит завеса из капель воды, а Лайл поднял с колена всего один палец. Он опускает палец, и вода устремляется ко мне.

Раздраженный, я игнорирую его, подхожу к Аурелии с другой стороны и ложусь, чтобы зажать ее между нами.

Она фыркает, как будто ей это нравится, а Лайл вздыхает, как будто ему это не нравится.

— Почему ты не на занятиях, Дикарь? — он говорит на удивление мягким голосом. Как будто не осмеливается использовать свой обычный властный тон рядом с нашей Региной, чтобы не напугать ее.

Я раздраженно фыркаю в ответ, давая понять, что срать я хотел на его вопросы.

— Дикарь, ты действительно должен быть в человеческом обличье, когда с ней. Ей нужно избавиться от этого бешенства.

Мой анимус протестует против того, что этот зверь указывает мне, что делать, но Аурелия важнее. И Рубен сказал, что любовь — это когда ты ставишь другого человека на первое место, отбрасывая в сторону все остальное.

Поэтому я принимаю человеческий облик, но остаюсь лежать на животе. Камень трется о