Позор рода Фавьен. Хозяйка Пурпурной крепости - Лина Калина

Так что да — куда приятнее было бы вложить весь сарказм в кристалл и представить, как у Каэля дёргается глаз в реальном времени. Но выбирать не приходится. У меня только бумага и чернильная ручка.

Теряю счёт испорченным листам, прежде чем удаётся вывести хоть что-то приличное:

Дорогой супруг, если тебе ещё не наскучила игра в семейственность, позволь узнать: намерен ли ты выделять содержание своей жене? Не на шелка и побрякушки — на балки, воду и выживание. Аэлина.

Перечитываю и морщусь.

Гордость внутри ещё копошится, но я вздыхаю, подписываю письмо, складываю, приглаживаю сгиб и ставлю личную печать.

Пытаюсь снова убедить себя: я всё ещё его жена. У меня есть обязанности. Но и у него, чёрт возьми, тоже!

Но просто сидеть и ждать я не могу. Поэтому, чтобы хоть с чего-то начать, мы с Лавейл пересчитали всё, что ещё можно было назвать запасами. Списки оказались древними: кое-где выдуманными, кое-где почти честными.

В итоге мы нашли то, что ещё можно было продать без ущерба: высушенные редкие травы, невыданное оружие из старого арсенала, пару рулонов добротной ткани и часть соли, хранившейся в нижнем погребе. Откуда её там столько — не понимаю, но запас впечатляющий.

Всё это отправляем с купцами в Вольный город. Зарабатываем немного, но хватает, чтобы заказать инструменты, рунную стабилизацию и доски для настила. Этого достаточно, чтобы начать раскопки у фонтана.

Проходит неделя. От Каэля всё ещё нет ответа. И будет ли? Я уже совсем не уверена.

Мне приходится почти всё время проводить у фонтана с картами, каменщиками и щупами. Щуп — это просто длинная железная палка. Ею тычут в землю, чтобы понять, что под ногами. Пустота, плита или очередная ерунда. Очень полезная штука, если не хочется провалиться по пояс.

Работа движется, но с каждым днём становится всё тяжелее — не из-за камней, а из-за холода. Горный воздух с каждым днём пронизывает всё глубже. Дозорные кутаются в плащи, греют руки дыханием и молча терпят.

Один из них срывается с вышки. Просто падает, как мешок с картошкой.

Я бегу к нему первой. Он лежит на камнях, лицо бледное, губы синие. Пульс едва ощущается. Снимаю промокшие перчатки, пальцы у него холодные, как дерево. Он шевелит губами, но не может выговорить ни слова.

Я резко оборачиваюсь к рабочим, которые были со мной у фонтана.

— Быстро на кухню.

На кухне приказываю горничным принести одеяла. Брина бросается за согревающим настоем.

Вспоминаю про соль — спасибо бабуле из моего мира. Велю смешать её с золой, прокалить, остудить до терпимой температуры и насыпать в наволочку. Получается простая, но надёжная и большая грелка. Её прикладывают к груди дозорного, укрывают его как можно плотнее.

Его отогрели. Жив, слава богам. Но если бы мы не задержались тогда у фонтана, он мог бы и не очнуться.

Нужны рунные согревающие артефакты. Но на них требуются капли. А у меня их всё меньше. Если всё продолжится в том же духе, скоро не останется ни охраны, ни караула. Люди либо уйдут, либо замёрзнут насмерть.

В тот вечер я долго сижу у очага в кухне.

Брина хлопочет с ужином.

Лавейл устроилась в уголке и методично записывает что-то в своей толстой тетради.

Я же думаю лишь об одном, что будь у меня выбор: поехать к Каэлю и просить на коленях или смотреть, как мёрзнут мои люди, — я бы выбрала первое.

***

Сегодня я не усну. Как закрыть глаза, когда каждый час может стать для кого-то последним?

Идея возникает сама собой.

Смеси соли с золой, оставшейся после спасения дозорного, сделали больше, чем нужно.

Приношу из покоев пурпурное платье — то самое, с бала в Цитадели. Подарок Каэля. Последняя роскошь, что у меня осталась. Кладу его на стол, где обычно готовит Брина. Провожу ладонью по ткани, затем беру ножницы и разрезаю. Аккуратно, по шву.

Лавейл ахает. Брина хмурится. Похоже, они думают, что их хозяйка сошла с ума.

Я объясняю, что делаю: хочу сшить по два небольших мешка, нагреть и раздать их дозорным, которые стоят на посту.

Неожиданно обе соглашаются помочь.

Мы втроём принимаемся за работу. Я набиваю тканевые свёртки смесью соли и золы, снаружи вышиваю незатейливый узор.

Рецепт простой: спрятать под плащ, в сапог — да хоть сесть на мешочек. Держать до рассвета, потом снова греть. Повторять.

Первую партию Брина относит на посты, а мы продолжаем работу почти до рассвета.

Я не сплю. Сижу в покоях и слушаю, как ветер свистит в щелях окон. Хочется верить, что мешочки помогают, но уверенности нет.

Лишь днём, едва я выхожу во двор, меня окликает один из дозорных:

— Вот это вещь, лиора Аэлина! Никакой магии не надо, а греет, как печь. Вы бы нам ещё пару таких сшили. И мы тут зимовать начнём с удовольствием.

Я смеюсь и обещаю, что мы смастерим ещё.

Позже у кузни слышу, как один дозорный рассказывает лакею:

— Держит тепло до самой смены! Хоть под мышку, хоть в сапог пихай. Я думал, пальцы отвалятся. А теперь, смотри, живой. Даже ноготь не посинел.

— Серьёзно? А где взял?

— Хозяйка придумала. Сама. Соль, ещё что-то… А греет лучше любого артефакта.

День спустя возле фонтана меня окликает горничная. Подходит несмело, глядит в землю, переминается с ноги на ногу:

— Лиора… простите. Мой муж служит в Вольном городе. Я рассказала ему про ваши мешочки — и он спрашивает, можно ли купить десяток. Желательно с разной вышивкой, чтобы различать.

— Купить? — Я поднимаю голову, руки в земле, локти в грязи. — Пятнадцать капель за штуку. Сойдёт?

— Ой, спасибо! Я пришлю его к вам с каплями.

И вправду, вечером является мужик в форме дозорного. Высокий, рыжий, бородатый. Кланяется и сразу переходит к делу. Говорит, если мешочки понравятся, закажет большую партию.

Оставляет капли. Здесь в ходу старая валюта — жетоны разного номинала. На землях за пределами Цитадели её всё ещё принимают, хотя в столице за них уже ничего не купишь. Ровно сто пятьдесят. Спрашивает, когда забирать. Сходимся на двух днях.

Первую партию шьём из остатков платья. Удивительно, как такая простая на первый взгляд вещица оказывается нужной.

Экономка, разумеется, рядом — бубнит себе под нос, пересчитывает соль:

— Лиора Аэлина, вы, конечно, хозяйка… но так дело не