Слуга Земли - Сара Хоули
— Конечно же, в гедонизме. — Кандидат из Дома Иллюзий улыбнулась, обнажая ямочки на щеках. Её волосы были алыми, темнее, чем у Маркаса, другого кандидата из Дома Иллюзий, чьи медно-рыжие локоны блестели под светом. У Кариссы они отливали насыщенным алым, как стены. — А ты, Гита, блеснёшь своей хитростью.
Гита рассмеялась.
— Конечно. И в гедонизме, смею заметить. — Она ядовито улыбнулась кандидату из Дома Пустоты. — Даже не знаю, в чём ты сильна, Уна.
Уна ответила ей холодной улыбкой. Её чёрные волосы были заплетены в толстую косу, доходившую до талии, а её платье было лишено каких-либо украшений. Она даже не потрудилась нанести макияж, хотя её выразительное лицо и сияющая каштаново-коричневая кожа не нуждались в дополнительном подчёркивании.
— Да, я предпочитаю не быть такой очевидной, — подчеркнула она, бросив пренебрежительный взгляд на перегруженное украшениями платье Гиты цвета слоновой кости.
Я едва не фыркнула от смеха.
Гита и Карисса вскоре ушли, взяв друг друга под руки и наклонив головы, очевидно, чтобы поделиться каким-то сплетнями. Уне, оставшись без собеседников, пришлось блуждать по комнате. Вскоре она остановилась рядом с принцем Пустоты и длинноволосым фейри, которого я слышала вчера. Она не выглядела ни капли, запуганной их присутствием.
— Кто они? — спросила я Эйдена, кивнув в сторону этой мрачной троицы.
— Ты серьёзно не знаешь?
— Если бы знала, не спрашивала бы.
— Это принц Гектор, лорд Каллен и леди Уна из Дома Пустоты. Они братья и сестра: Гектор — старший, Каллен — второй, а Уна — младшая и единокровная, — шёпотом пояснил Эйден, а затем наклонился ближе. — У них были и другие братья и сестры, но все они погибли во время восстания.
Восстание, случившееся пятьсот лет назад, которое положило конец Дому Крови. Я понизила голос, подстраиваясь под его тон:
— Гектор и Каллен… они участвовали?
Эйден покачал головой.
— Они родились после восстания. Их отец, прежний принц Пустоты, сохранил жизнь, поклявшись в верности. У Гектора нет детей, поэтому Каллен — его наследник.
— Гектор, похоже, близок к королю, — заметила я, вспоминая, как он стоял слева от Осрика, когда я впервые увидела их. Теперь, когда я научилась различать цвета домов, то поняла, что его опаловая брошь — дань уважения Дому Иллюзий и самому королю.
Эйден бросил на меня странный взгляд.
— Ты, наверное, спутала с Калленом. Длинноволосый — это принц Гектор. Он редко появляется при дворе. Я даже удивлён, что он здесь сегодня.
Я снова взглянула на троицу, пересматривая своё первое впечатление. Этот длинноволосый, свирепого вида мужчина — принц Гектор? Он, должно быть, невероятно могущественный, раз его младший брат такой ужасный. Каллен без малейшего колебания убил человека на глазах сотен Благородных Фейри; на что же тогда способен его старший брат?
Словно почувствовав мой взгляд, Каллен посмотрел на меня.
Я тут же опустила глаза.
— Осторожнее, — тихо сказал Эйден. — Его называют Карающим мечом короля. Он шпионит и убивает по приказу, и говорят, в Мистее нет ничего, о чём он не знает. Некоторые слуги утверждают, что о нём даже думать нельзя— он сразу почувствует и появится из ниоткуда.
Меня передёрнуло, когда я вспомнила, как он заглянул в ту чёрную комнату, где я пряталась.
— Это вряд ли. Правда?
Эйден хмыкнул.
— Они ведь не боги, знаешь ли.
Эта фраза заставила меня задуматься. Я осознала, что почти ничего не знаю о религии фейри. В Тамблдауне мы поклонялись смутным, искажённым воспоминаниям о фейри — эхо чего-то, что, как я теперь поняла, вовсе не заслуживало поклонения.
— Фейри поклоняются каким-нибудь богам? — спросила я, размышляя, что эти тщеславные, жестокие и пугающие существа могут считать священным.
— Нет. Мы поклоняемся самой магии, — ответил Эйден. — Точнее, шести Священным Осколкам, от которых она произошла. Их изображения можно увидеть во всём Мистее. Говорят, что они упали с неба давным-давно.
Я ещё не замечала таких изображений, но теперь поищу.
— Шесть Осколков, шесть испытаний, шесть добродетелей. — И шесть лет между жертвоприношениями невинных людей. Я подавила вспышку ярости от мысли о ритуале солнцестояния и спросила: — Какие это добродетели?
— Храбрость, дисциплина, хитрость, сила, гедонизм и магия.
Я сморщила нос.
— Гедонизм не звучит как добродетель.
— Для фейри это так, — его глаза вспыхнули, словно угли. — Неужели люди забыли, как мы обожаем хитрость и удовольствия?
Я задумалась, как они планируют проверять гедонизм, и не придётся ли мне это видеть.
— Наш старейшина предпочёл не упоминать о части с удовольствиями.
— Человеческий мир звучит скучно.
Я посмотрела на прекрасную комнату, полную коварных, опасных фейри.
— Наверное, так и есть, — ответила я, хотя в этот момент вспоминала другое: нежно-розовый рассвет над болотом, открытое небо, аромат живых растений. Тот трепет, что я испытывала, находя неизвестные реликвии. Простое счастье провести день с другом.
Я не могла сказать Эйдену, что хочу вернуться. Это показало бы слабость. Поэтому я подумала о Ларе и изобразила скучающее выражение лица.
— Это не сработает, знаешь ли, — сказал Эйден.
— Что не сработает?
— Притворяться, что ты не скучаешь, — ответил Эйден. Его тёмные радужки почти полностью поглотил огонь, и его лицо светилось хитрым, проницательным выражением, совершенно не похожим на его обычную доброжелательность.
— Почему ты так думаешь?
Он усмехнулся.
— У спрайтов есть небольшой дар, но очень полезный. Мы можем чувствовать тайные желания. — Его взгляд вернулся к Эдрику, и я задумалась, что он узнал о своём хозяине за последние несколько месяцев.
— И что ты делаешь с этой информацией? — Мог ли он почувствовать мой план побега? Или просто знал, что я скучаю по человеческому миру?
— Всё, что захотим. Для кого-то это озорство. Для кого-то — сделки. А иногда информацию используют, чтобы лучше понимать тех, кто им близок.
— А что ты делаешь с этим? — Я начинала уставать от уклончивых ответов фейри.
Он хмыкнул.
— Ты мне нравишься. Ты не говоришь загадками. Ты просто спрашиваешь то, что хочешь узнать.
— И отвечаешь ли ты?
Его улыбка была настолько яркой, что я почувствовала, как часть моей настороженности исчезла.
— Я не использую это никак. Мне просто нравится понимать людей. Хотя, если бы я почувствовал что-то, угрожающее Дому Огня, это была бы совсем другая история.
Мои тайные желания не имели никакого отношения к Дому Огня, так что я почувствовала себя в безопасности. Я вернула своё внимание вечеринке, наблюдая, как Лара изображает улыбку в ответ на что-то, сказанное Гитой. Другой кандидат из Дома Света, Гаррик, смотрел на их разговор с презрением, а затем вставил какую-то язвительную шутку, которая заставила Гиту рассмеяться, а Лару — покраснеть.
— Вы, фейри, определённо