Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

Новый удар просвистел в нескольких пальцах от лица Харальда. Он ушел вбок и резко взмахнул мечом, рассыпав по песку первые кровавые брызги. За его спиной глухо стонал свалившийся на колени викинг; перед ним, дыша красной яростью, стоял Снорри. Ноздри у него раздувались, словно у хищного зверя. Конунг бросился вперед, когда его противник раскрыл рот — то ли для крика, то ли для оскорбления, чтобы себя подбодрить.

Босые ступни скользили и утопали в мокром песке, но конунг привык сражаться посреди пучины морских волн на мокрой, шаткой палубе, что уходила из-под ног при каждом шаге. Песок не стал для него помехой. Харальд бросился вперед, быстро орудуя мечом: замах, замах, еще замах. Снорри только и успевал, что отбиваться от стремительных атак и выпадов своего противника. Он пятился спиной назад, наощупь, вслепую, и уже не чувствовал за собой былой уверенности.

Харальд сосредоточенно и молча выдавливал Снорри с пляжа. Подальше от воды, подальше от песка, пока он не уткнулся лопатками в камень возвышавшейся над берегом скалы, вершину которой венчало поселение и торг.

Мужчина жалобно клацнул зубами, когда понял, что ему некуда отступать. Конунг усмехнулся нехорошей усмешкой, которая говорила лучше всяких слов. А потом замахнулся — стремительно, Снорри и дернуться не успел — и вот уже его рука, сжимавшая меч, упала ему под ноги, а все вокруг мгновенно залила кровь. Ослепленный болью, мужчина закричал и пошатнулся, едва не рухнув на колени. Он схватился левой ладонью за правое предплечье, и его глаза наполнились ужасом, когда он в самом деле увидел свою ладонь на песке.

Стряхнув с меча кровь, Харальд удовлетворенно хмыкнул. Развернулся и пошел прочь от Снорри, не опасаясь получить удар в спину. Знал, что тот на него не способен.

На берегу двое хирдманинов Трувора, что остались из шести, стояли, подняв руки, а их оружие валялось у их ног. Ивар хищно скалился, глядя на них, и поигрывал своим мечом.

— Оставь их, — велел конунг, проходя мимо.

— Ты отпустишь их живыми? — Ивар тотчас про них позабыл и подлетел к Харальду.

— Они сложили оружие. Пусть идут, — тот пожал плечами, всматриваясь в кормщика Олафа, сидевшего на берегу, и девицу, что распласталась перед ним на спине на песке. Издалека он не видел, вздымалась ли ее грудь. Была ли она жива.

— Они обо всем поведают Трувору! — воскликнул Ивар.

Перехватив взгляд дяди, он проследил за ним и зло оскалился, когда понял, куда смотрел конунг. На девку! На девку, из-за которой он все это и затеял! Злость закипела в молодом викинге, словно хорошо разогретая смола. Он всегда вспыхивал мгновенно: хватало и малейшей искры, малейшего дуновения ветра, чтобы его сердце охватывало жгучее, разъедающее все вокруг пламя.

Он родился в стране снега и льда, в темную ночь, когда солнце не всходило над землей сутками, но внутри Ивара пылал огонь хлеще, чем в жерле самого глубокого из вулканов.

— Ты этого боишься? — хлестко осадил его Харальд, и ему потребовалось время, чтобы прийти в себя, чтобы отвлечься от ярости.

— Что?.. Да как ты можешь… — Ивар задохнулся, когда понял, о чем говорил его дядя.

Он обвинял его в трусости!

Дальше Ивар уже не думал.

— Ты решил сцепиться с Трувором из-за какой-то девки, дядя! — заговорил он во всю мощь голоса, но недолго.

Развернувшись, Харальд наотмашь хлестнул его по щеке ладонью, и удар отбросил его на шаг назад, и Ивар едва не упал, согнувшись, чтобы устоять на ногах.

— Я высеку тебя так, что будешь харкать кровью, если услышу от тебя еще одно слово, — спокойно пообещал конунг, встретившись с племянником равнодушным взглядом.

Тот подавился воздухом. Открыл рот, сделал жадный глоток, и снова открыл, раздумывая, очевидно, как далеко его конунг мог зайти в своих угрозах. Спустя несколько мгновений Ивар громко клацнул зубами, решив, что настало самое время прикусить язык.

— Вот и славно, — Харальд скривился и сплюнул в сторону, а после зашагал к кормщику, который по-прежнему сидел на берегу рядом с дочерью конунга Ярислейва.

Подойдя чуть ближе, он увидел, что та дышала. Грудь, которую плотно облепила намокшая рубаха, ровно, мерно вздымалась, но глаза у девчонки были по-прежнему закрыты. Кормщик поднялся ему навстречу и вытер мокрые ладони об портки.

— Почему ты поверил ее словам? Девка похожа на бродяжку без роду, без племени, — Олаф посмотрел на конунга с хорошо различимым недоверием.

И укором.

— Я узнал ее. Я видел ее в доме ее отца — конунга Ярислейва.

— Ты лжешь мне, Харальд, и это ничего, — кормщик проницательно прищурился. — Но худо, что ты лжешь самому себе. Ты бы подобрал эту девку, даже если бы и не узнал. Как только услыхал, что она нужна Рёрику.

Вождь поморщился словно от зубной боли и одарил Олафа хмурым взглядом исподлобья.

— Держи свои мысли при себе, старик. И не болтай попусту.

Старый кормщик лишь усмехнулся, обнажив в оскале зубы. Нарочитая грубость конунга его не смутила.

— Я прав, — уверенно сказал он. — Локи* тебя задери, я прав!

За их спинами отпущенные Харальдом люди Трувора волокли своих раненых прочь, подальше от берега. Двое остались лежать на песке: они не увидят рассвет нового дня. Конунг обернулся и посмотрел уходившим в спину, и Олаф перехватил его взгляд.

— Они расскажут Трувору, и он придет. За тобой, за девкой.

— Пусть приходит, — хмыкнул Харальд. — Пусть созывает тинг. И пусть расскажет, как его щенок первым поднял против меня меч.

— Ты вступился за эту девку, — кормщик сокрушенно покачал головой. — За девку русов. О чем ты только думал?

— Хватит, — низким голосом на грани рычания одернул его конунг. — Довольно, старик, я тебе не сопливец, которого ты учишь уму-разуму.

— А жаль! — искренне огорчился Олаф, и Харальд вдруг хмыкнул.

Злость на кормщика словно рукой сняло. Он вновь посмотрел на княжну.

— Что ты будешь с ней делать? — старик не унимался. — Девка на корабле, да еще и из русов… Она