Поцелуй сирены и первобытные хищники - Елена М. Рейес

— Ответь мне, дедушка.

Я изо всех сил пытаюсь обуздать свой гнев и разочарование; мой зверь на пределе. Между его эмоциями и моими — и беспокойством моего отца — мой натянутый поводок начинает ослабевать, и наружу вырываются когти, клыки и шерсть. Мои мускулы бугрятся, и в своей форме в половину смены я возвышаюсь над всеми, кто находится в этой комнате, прежде чем издаю следующий низкий рык.

— Ты знал, что наш союз возможен?

— Да.

Челюсть Эфраима сжимается, но его глаза по-прежнему смотрят на меня с такой темнотой, какой я никогда раньше не видел. Он смотрит в глаза не с вызовом или неуважением, а чтобы показать честность. Факелы потрескивают, когда ветер врывается из открытых окон, отбрасывая дрожащий свет на его усталое лицо. Его бремя тяжело.

— Это всегда было возможно, и я беспокоился об этом. Сначала с твоим отцом, а потом с тобой.

— О чем ты думал, скрывая от меня нечто подобное?

— Что мои молитвы были услышаны, и богиня не держала зла ни на меня, ни на моих близких. — Он проводит рукой по лицу. — Родственные души священны, Кай. Я вдалбливал это в твою голову с тех пор, как ты был молод, и то, что я принял — даже если Люсьен уже приняла решение — было неправильным. Я должен был бороться сильнее. Заставить ее увидеть, что разрыв нашей связи был ошибкой.

Заговорил мой отец.

— У тебя не было выбора, кроме как согласиться.

— Будь непредвзят, сын мой.

Я игнорирую его мысленную связь, не сводя глаз с мужчины, на которого равнялся всю свою жизнь. Он всегда был рядом: он помог мне впервые переодеться, научил охотиться в меховой шкуре и быть честным лидером. В то время как мой отец был прямолинейным альфой, для которого все было черным по белому, мой дедушка видел, что для каждой проблемы существует по крайней мере пять различных исходов.

Точки зрения различаются, точно так же, как одна истина может распасться на тысячу интерпретаций, в зависимости от того, кто ею владеет. Перспективы — это личное дело каждого, и даже люди с самыми благими намерениями могут совершать жестокие ошибки.

— Я все равно заслуживал знать правду.

— Ты не должен был узнать об этом таким образом. Не так, — говорит он спокойным, но решительным голосом. — Не раньше, чем у меня будет возможность поговорить с Люсьеной.

Мне это не нравится. Ни мне, ни моему волку. Ни капельки, блядь.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной? Ты все еще связан с королевой русалок?

— Да.

Не отрицает этого. Он констатирует факт.

— Просто не так, как ты можешь подумать.

— И что это должно означать?

Это звучит искаженно, как сердитое рычание альфа-волка, и оба мужчины обмениваются взглядами. Моему зверю это не нравится; его рокот в моей груди становится громче. Он роется в моих внутренностях, впиваясь в грудную клетку.

— Ты думаешь, я не был готов обнаружить, что моя судьба переплетена с обманом? Что драгоценный камень, который ты передал своему роду, был не благословением, а клеткой, которую ты похоронил?

Мой отец резко выдыхает, его взгляд мечется между отцом и сыном.

— Кай, твой дедушка сделал то, что считал лучшим в то время. Для тебя и стаи. Он не знал, могут ли боги…

— Боги? — Мой голос низкий, опасный. — Ты больше беспокоился об их несправедливом гневе из-за выбора твоей русалки, но не предупредил меня, что я могу попасть в шторм. Что ваша обиженная связь приведет к последствиям, которые повлияют на мою судьбу и пару.

Как они могли этого не видеть? Как они не понимают, что камень никогда не был настоящим подарком?

— У меня никогда не было намерения причинять тебе боль, Кай.

Вспышка боли исказила черты его лица, воспоминание о так и не завершившейся связи, но она исчезла так же быстро, как и появилась. Его челюсть сжимается, плечи расправляются, но в его голосе нет веса лидера, которым он когда-то был. Теперь в нем слышны печаль и сожаление.

— Я действовал, чтобы защитить эту стаю и свою семью, гарантируя, что вам никогда не придется жить с той дырой, которую я носил в себе более века. Моя связь с Люсьеной невелика и эпизодична, это цепочка снов, которые твоя бабушка понимала, потому что она тоже жила с потерей. Я никогда не обесчещивал ее. Я почитал ее каждый день ее жизни и благодарю богов за то, что они даровали мне второй шанс на любовь. Но Люсьен…

У него перехватило горло, и он несколько раз останавливается, чтобы прочистить горло.

— Она — часть этого прошлого.

— Она отвергла тебя. — Мой голос полон яда, но в груди все сжимается так, как я ненавижу. Сожаление наполняет меня, но во мне слишком много гнева, чтобы взять свои слова обратно.

— Она защитила меня и моих близких, — выплевывает он сквозь стиснутые зубы, его волчий взгляд скрывается за темными глазами — того же шоколадного оттенка, что и у всех мужчин в моей линии крови, — и если бы он не был моим дедушкой и тем, кого я люблю, я бы вонзил его клыки в затылок.

— Ее выбор ранил ее больше, чем меня, Кай.

Я оборвал его с усмешкой.

— Что я вижу и понимаю, так это то, что ты предал меня. Что твоя секретность — защита ее — могла стоить мне моей пары. Что, пока я истекал кровью, чтобы обеспечить наших людей и нашу безопасность, ты забыл, кому ты предан.

— Ты думаешь, я хотел этого? Что я не умолял ее передумать, не уходить от меня? — Это заставляет его зарычать, и мой волк отвечает. Я обнажаю зубы и делаю шаг вперед. Это все, что может вынести мой зверь, и разлука с его парой не помогает.

Все наоборот.

Нерисса — это страстное желание, которое я не могу игнорировать или отрицать; она проникла глубоко под мою кожу, слилась с моим костным мозгом, является частью каждого моего вздоха.

— Вся эта ярость и чувство вины разорвут эту стаю на части, если ты не возьмешь себя в руки. — Голос моего отца прорывается сквозь напряжение, и я поворачиваю голову к нему. Джулиус делает шаг вперед, его плечи напряжены, но держатся уверенно, и кладет две руки на стол. Наклоняется вперед. — Вы родственники, а не враги, и вам нужно перестать защищаться. Сын мой, ты имеешь полное право требовать ответов, но пока ты по-настоящему не выслушаешь, суть спорна. А ты… — его глаза сузились, глядя на