Поцелуй сирены и первобытные хищники - Елена М. Рейес

За тридцать три года, что я хожу по этой земле, ничто не могло подготовить меня к ней.

К вспышке нужды и голода, к признанию того, что эта девушка теперь принадлежит мне. Мужчина и зверь хотят ее. Трепещут ради нее. Этого ничто не изменит.

Я все еще чувствую ее вкус у себя на языке; эта уникальная смесь соли и сладости, которая в данный момент облизывает мою плоть, как будто ее сущность — это хлыст, отмечающий меня. Владеющий мной.

Я ненавижу ее за то, что она сделала. Потому что — если бы она была честна — я бы подарил ей Кордис Люкс и многое другое.

Я хочу ее больше, чем воздуха, и это правда, которая обжигает меня до тех пор, пока я не начинаю задыхаться от этого греха.

Она моя. Этого не изменить, и да поможет мне Богиня, я никогда ее не покину.

Городская гавань исчезает позади нас, а я все еще сжимаю бутылку в руке, пока костяшки пальцев не белеют. Пока стекло не трескается и не разбивается вдребезги у моих ног. Тысячи крошечных осколков окружают меня, некоторые оставляют порезы, но мне было наплевать, когда я вглядывался в горизонт в поисках каких-либо признаков ее присутствия.

Ничего. Она ушла.

А я? У меня не остается другого выбора, кроме как встать, а затем ходить взад и вперед, повторяя действие, в то время как ярость тянет в одну сторону, а потребность в другую.

Именно в те моменты, когда корабль рассекает волны и дневной свет сменяется ночью, я даю себе клятву.

Клянусь клыками и морем, я найду ее и вырву правду из ее сладких уст, прежде чем вернуть то, что принадлежит мне по праву…

Но сначала мне нужны ответы.

Дни расплываются, когда море несет нас домой. Пока команда ухаживает за ранеными, я рулю, а затем отдыхаю. Затем рулю еще немного, пока не приходит время отдохнуть.

Я бомба замедленного действия. Готовая взорваться, и меня преследуют сны.

Она приветствует меня в своих объятиях каждую ночь, когда я закрываю глаза, ее нежный тон разносится по волнам, когда я просыпаюсь с ее именем на губах. Я тверд и пульсирую, пот скользит по моей коже, и боль становится сильнее с каждым проходящим днем.

Физическое проявление тоски по своей второй половинке.

Когда несколько дней спустя на горизонте появляется остров Лобос, мое сердце сжимается по другой причине. Это мой дом. Мои люди, которых я подвел.

Утесы зубчато поднимаются из моря, а черный камень был высечен многолетними штормами. Из сердца острова простираются огромные джунгли, полные деревьев и дикой природы, а над очагами стаи вьется дымок, ожидающий нашего возвращения.

Мои владения. Моя семья.

На береговой линии я вижу своего ожидающего бету. Он был поставлен в известность о нашем возвращении наблюдателями, волками, которые приветствуют нас и сообщают об активности за пределами наших берегов.

Верис улыбается, когда мы приближаемся, широко и уверенно, волк, вырезанный из железа, которому я доверяю свою жизнь. Он должен был быть со мной на этой пробежке, но его пара была слишком близка к сроку родов, и его место было здесь, приветствовать своего щенка — новую жизнь — в стае.

— Альфа. — Он показывает мне свою шею, когда я ступаю на причал, на его лице усталая улыбка новоиспеченного отца. — Моя маленькая Офелия сильна и здорова, с криками воина. Марта хорошо отдыхает.

Я хлопаю его по плечу, гордость смешивается с облегчением.

— Поздравляю, кузен. Пусть богиня благословит ее, и однажды ее вой сотрясет горы.

— Спасибо тебе, Кай. Это много для нас значит.

Улыбка сползает с его лица, когда он видит, как трое раненых выходят из-за палубы, все еще немного ослабленные. Клинок, извлеченный из бока Торрена, нуждается в исследовании на наличие яда.

— Что, черт возьми, произошло? Ты только ходил за припасами и…

— Сообщи моему отцу и деду. Я хочу, чтобы они немедленно были в каменном зале.

Его брови хмурятся, уловив язвительность в моем тоне, но он не спрашивает. Мой бета кивает, затем убегает, чтобы помочь своим братьям и сказать предыдущим альфам, что их призвали.

Каменный зал находится в самом сердце острова, высеченный из вулканической породы задолго до меня. Здесь все альфы, прошлые и настоящие, встречаются со своими старейшинами или членами стаи на руководящих должностях. Даже приезжие вожди территорий встречаются здесь, когда я вызываю их, чтобы обсудить договоры или пресечь неверные суждения — отстранение того, кто переходит границы дозволенного.

Это место для дипломатии, в то время как остров Сан-Тико — это место, где я проливаю кровь.

Когда я переступаю порог его священных стен, факелы пляшут. Тени движутся, и тишина такая же неподвижная, как у моего отца у стены. Его руки скрещены на груди, лицо серьезное, в то время как мой дедушка сидит, как король без трона. Старый, но несломленный, и его взгляд такой же острый, как в тот день, когда он рассказывал мне о волках и магии.

Я не теряю времени даром.

— Вы знали? — Я спрашиваю их жестким тоном. Оттенок горечи окутывает каждое слово. — Вы знали, что моя пара будет сиреной?

Ни один из них не произносит ни слова, но мой отец неловко переминается с ноги на ногу. Хотя проходит минута, я замечаю, как подергиваются его руки и он слегка переступает с ноги на ногу. Мой дедушка, однако, старый волк, никак не реагирует. Вместо этого его взгляд на мне тверд и немигающ.

— Почему?

— Сынок, ты должен понять, что…

— У них Кордис Люкс. Камень исчез.

При этих словах оба мужчины обмениваются взглядами, и впервые за многие годы мой дедушка выглядит встревоженным…

14

КАЙ

Эфраим Дайр — сильный волк.

Он благородный и справедливый, немного требовательный, но я никогда не видел его таким. Страдальческое выражение появляется на его лице, прежде чем глаза темнеют, а тонкие волоски на руках превращаются в густую шкуру, когда его волк бросается вперед. Не из защитного инстинкта, а потому, что что-то причиняет ему боль на более глубоком уровне.

Это чувствуется от него.

Боль. Сожаление. Неприятие.

И хотя я не эмпат, как альфа, я настроен на эмоции каждого члена моего королевства, если концентрируюсь на одном человеке. Это то, что может пригодиться, чтобы помочь успокоить волка, попавшего в беду, или того, кто переживает потерю любимого человека — последнее я чувствую в нем.

Потеря, которую он так и