Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли
Иногда импульсивность полезна. Я не теряю времени на глупые вопросы. Срываюсь с места с неожиданной для себя скоростью. Оставляю Кроноса позади и мчусь в гостиную. Помню, что лабиринт — слева от виллы. Выбегаю через стеклянные двери первого этажа и рвусь наружу.
Лёгкие горят, умоляя замедлиться. Ноги становятся свинцовыми. Холодный воздух хлещет по лицу.
Я уже вижу лабиринт. Слышу голоса, спор, чьи-то выкрики. Я бы сама закричала, чтобы предупредить о своём приходе, но сил нет. Кажется, вот-вот рухну на траву, и никто никогда не узнает, что я пыталась остановить.
Меня зовёт знакомый голос. Узнаю взъерошенные волосы Аполлона. Он что-то говорит, но я не слышу. Воздуха катастрофически не хватает — и понимаю, что дело не только в беге. Это паническая атака.
— Я согласна, — бормочу. — Я согласна на сделку. — Повторяю снова и снова, дважды, трижды, лишь бы Аполлон понял. — Останови моего брата. Скажи, что я согласна. Он не должен… он не должен входить…
Ноги подкашиваются. Аполлон успевает поймать меня, обхватив за талию и прижимая к себе. Я пытаюсь вырваться и трясу головой. До входа ещё метры, но всё расплывается, фигуры двоятся. Я различаю только ярко-голубые волосы Посейдона.
— Иди сам, — шепчу Аполлону. Глотаю, горло дерёт. — Ты должен предупредить их. Умоляю.
— Я не могу оставить тебя…
— ИДИ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ! — нахожу последние силы, и это мой последний крик.
Аполлон отпускает. Я оседаю на колени, ладонями упираюсь в мокрую, холодную траву. По шее начинают стекать капли — то ли морось началась снова, то ли дождь вернулся.
Я прищуриваюсь. Белая, слишком широкая рубашка Аполлона выделяется среди остальных. Он добежал до своей семьи и передаёт то, о чём я просила. Говорит Ньюту, что он не должен входить, потому что я согласилась. Для него всё закончено. А для меня только начинается.
Ко мне бросается Хайдес. Его фигура — единственная, что вижу ясно. Он поднимает меня с земли, прижимает затылком к своему тёплому плечу. Его пальцы скользят в мои растрёпанные волосы. Его губы касаются уха:
— Всё хорошо. Всё закончилось. Ты в порядке? Скажи что-нибудь, Хейвен, умоляю.
Но мои глаза прикованы к брату, спорящему с Аполлоном. Язык предательски сворачивается, не давая произнести ни слова.
— Persefóni mou, — шепчет Хайдес.
И вдруг всё идёт наперекосяк. Ньют резко разворачивается к лабиринту. И рывком бросается внутрь, переступая порог.
Раздаётся пронзительный скрежет решётки, захлопывающей вход. Ньюта запирают внутри.
Я кричу. Или издаю то, что осталось от голоса. Этого мало, но достаточно, чтобы все обернулись.
Хайдес несёт меня к Лайвли, но я вырываюсь, хочу только к Аполлону.
— Что, блин, ты сделал?! Я же согласилась! Согласилась! Почему мой брат там?! Почему он вошёл?! — я со всей силы ударяю его в грудь. — Что ты ему сказал?!
Аполлон стискивает челюсти. Обычно он не выдерживает моего взгляда, но сейчас не отрывается. Вина точит его изнутри, и пусть она сожрёт его дотла.
— Аполлон сказал нам, что ты отказалась, — вмешивается Зевс, прищурив глаза. — Сказал Ньюту: если он ещё хочет, пусть идёт.
Я задыхаюсь. Аполлон солгал. Он слышал меня, слышал всё — и всё равно обманул. Обманул меня. Обманул моего брата. Аполлон. Тот, кого я считала самым добрым. Тот, кто с самого начала был рядом. Тот, с кем, как оказалось, я связана с детства, с приюта.
— Я не мог позволить, чтобы ты пострадала, — наконец выдавливает Аполлон. — Я надеюсь, однажды ты сможешь простить. А если нет… я пойму. Но хотя бы буду знать, что ты в безопасности.
Глава 12. ФРАГМЕНТЫ ЖИЗНИ
Аид часто изображался как бог суровый и недоступный, но не злой. Он был известен тем, что ревностно оберегал свою супругу Персефону и яростно защищал своё царство.
Хайдес
Конфуций говорил, что жизнь на самом деле очень проста, и только мы сами упорно усложняем её. Ну так вот, я бы с удовольствием сказал Конфуцию громкое «иди к чёрту».
Это не я тот мудак, который сам себе всё запутывает. Это другие не дают мне спокойно жить. Каждый раз, когда думаю, что смогу хоть чуть-чуть передохнуть, тут же появляется новая проблема.
— Я приняла соглашение Кроноса! — кричит Хейвен. — Аполлон солгал. Он обманул моего брата и загнал его туда!
Над нами нависает тишина. Будто мы в пузыре, отрезанном от остального мира, и сквозь его тонкие стенки можно слышать, как жизнь там, снаружи, идёт своим чередом. А мы застряли здесь.
Что-то внутри меня не так. Я прокручиваю в голове слова Хейвен. Она согласилась. Значит, только что вернулась от моего отца. Она бы вошла в лабиринт через два месяца и стала одной из нас. Она отказалась бы от меня. Сердце сжимается в тисках, но сейчас не время терзаться этим, потому что есть проблема куда серьёзнее.
Всё решается в долю секунды. Короткий миг, когда я ловлю морскую синеву глаз Гермеса — и мы понимаем друг друга без слов. Это почти телепатия:
Хейвен бросится на Аполлона.
Да, бросится. У неё в глазах безумие.
Я держу её слева.
Я справа.
И это подтверждается, когда Гермес срывается вперёд одновременно со мной. Я хватаю её за левую руку, он — за правую.
Хейвен даже не замечает нас. Её глаза прикованы к Аполлону. Я не понимаю, чего в них больше — разочарования или ярости.
— Как ты мог сделать такое? — шепчет она.
Мой брат склоняет голову, пряча лицо за занавесью волос. — Я должен был защитить тебя.
— Я тебя об этом не просила! — взрывается Хейвен. — Я ни кого не просила вмешиваться. Наоборот, я хотела лишь свободы выбора. Но попросить вас отойти в сторону и не думать, будто только вы способны принимать правильные решения, — это, конечно, невозможно, да?
Аполлон терзает руки. Молчит. И часть меня страдает, потому что я знаю: он ощущает вину, которая с ним останется навсегда. Я видел его таким раньше. Когда родители отчитывали его в детстве, а он потом тайком плакал.
— Хейвен, твой выбор был бы объективно дерьмовым, — вставляет Гермес, сказав именно то, чего не должен был.
Она резко поворачивает голову к нему, и он невольно пятится назад. — А ты что вообще лезешь со своими оценками, Гермес? Что ты понимаешь о жизни впроголодь? Со своей виллы, со своего семейного острова, что ты знаешь о крохотной квартирке в убогом районе, где воду отключают, свет мигает, а в холодильнике пусто? Ты хоть представляешь, как бесит, когда