Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

Я уже хочу велеть Гермесу заткнуть пасть, но он опять опережает и лезет не туда:

— С тобой ничего не случится. Ты не останешься без дома, Хейвен. Пока мы рядом.

Хейвен резко вырывается, и когда я пытаюсь удержать, она толкает меня так сильно, что я разжимаю руки, ошеломлённый.

— Может, я и потеряю, — выдыхает она. — Но сейчас речь не обо мне. Речь о моём отце и моём брате. Ньют никогда не должен был туда войти. Это был мой выбор, и вы обязаны были его уважать!

Её грудь всё чаще и чаще вздымается. Дыхание рвётся, лицо заливает жар, зрачки расширены, веки дрожат. Её накрывает приступ паники.

— Я не могу позволить, чтобы с Ньютом что-то случилось, — шепчет Хейвен и, пятясь, натыкается плечом на Аполлона. Отдёргивает руку, будто обожглась. Посейдон протягивает ладонь, но Хейвен отшатывается. — Я не могу допустить, чтобы он остался там. Не могу. Это неправильно. Это не ваше дело. Вам не следовало, вам не…

Её слова сливаются в бессвязное бормотание. И на наших глазах, под свинцовым небом, готовым разразиться грозой, она бросается к воротам Лабиринта Минотавра. Решётка белая, безупречная, и высотой с пять метров, как и зелёные стены-живые изгороди.

— Ньют! — крик Хейвен разносится эхом. Она упирается ногой, подтягивается руками по металлическим прутьям. Подошва срывается, и я уже рвусь вперёд, чтобы удержать её, но она снова выравнивается и карабкается выше. Будто собирается перелезть через острые пики наверху.

В голове вспыхивает картина: Хейвен, насквозь пронзённая ими. Она не понимает, что творит.

— Она убьётся, — бросает Арес, не сводя с неё глаз. Делает шаг вперёд. — Надо помочь.

Я отталкиваю его назад. — Даже не думай, — шиплю, шагая к Хейвен. С другим членом семьи я бы не спорил. Но не с Аресом. Он только воспользуется её состоянием. А мне нужно быть рядом с ней.

— Persefóni mou, спустись, пожалуйста, — шепчу, кладя руки ей на талию и осторожно потягивая вниз, чтобы не испугать.

Хейвен меня не слышит. Она зовёт брата, вцепившись в решётку, и голос её срывается:

— Ньют, прошу тебя! Вернись! Я согласилась на сделку. Я согласилась!

Рука соскальзывает, и тело падает назад — я ловлю её и стягиваю вниз. Она дёргается, хнычет, как ребёнок. Вся семья стоит неподалёку и смотрит.

— Пойдём, Хейвен, — шепчу ей на ухо.

Она резко мотает головой и случайно (или намеренно) стукается об мою. Боль несильная, но я на миг теряю равновесие. Этого хватает, чтобы она попыталась вырваться. Напрасно: я быстрее.

— Пожалуйста, Хайдес, отпусти, — умоляет она, голос сорванный. — Отпусти, прошу. Я должна пойти за ним. Должна вытащить его. Это мой брат. Я не могу его там оставить. — Она поворачивает ко мне лицо, её разноцветные глаза сияют слезами и страхом. — Прошу, Хайдес. Отпусти. Умоляю.

Я резко сжимаю челюсть. — Прости, Хейвен, но я не могу. Ньют уже вошёл. Если ты пойдёшь за ним…

Я не договариваю. Но она умная, и в голове уже звучит конец фразы: тогда мы потеряем двоих вместо одного.

Она обвисает у меня на руках. И разражается глубоким, рвущим душу плачем. Её всхлипы разносятся по пустынному пространству. Молнии рассекли небо, гром загрохотал, но даже они не смогли заглушить её крик. Она как богиня. Прекрасная и отчаянная богиня, чей гнев и чья боль разбудили стихию.

— Я не успела ему сказать… — Хейвен рыдает, захлёбываясь словами. Шмыгает носом, дыхание рвётся неровно. — Не успела сказать, что это неважно, что и для меня он всегда был братом по крови. Не успела ему этого сказать.

— Нам нужно уйти отсюда, — пытаюсь её успокоить. — Не…

Я не понимаю, что такого сказал не так; её ладони со всей силы врезаются мне в грудь и отталкивают назад. Настроение снова меняется.

— Я имею право делать свои выборы! — кричит она. — Аполлон его обманул! Это несправедливо. Вы не можете решать за меня, не можете!..

— Коэн.

Я закатываю глаза. Ну вот, не хватало ещё его комментария.

— Заткнись, Арес, — огрызается она, полностью со мной солидарная.

Арес приближается, раскинув руки, будто перед ним полиция с нацеленными пистолетами.

— Скажу тебе вещь, от которой тебе будет паршиво, но слушать придётся. Я скажу её только раз. И услышишь ты это только от меня, потому что только я готов быть тем самым неудобным и эгоистом.

— Нет, не хочу слушать… — отворачивается Хейвен.

Но Арес оказывается перед ней в одно мгновение. Кладёт ладони ей на плечи и чуть встряхивает — так, что у меня в груди поднимается жгучее желание свернуть ему шею и покатить её вниз по пляжу.

— Никто не пустит тебя искать Ньюта, — проговаривает он, чеканя каждое слово. И все мы уже понимаем, куда он ведёт. Я хочу его остановить, но тело не слушается. Он идёт напролом. — Никто не пустит, потому что мы все предпочитаем, чтобы пострадал он, а не ты. Вот она — неудобная правда. Мы все готовы его принести в жертву ради тебя.

Хейвен замирает. Я не вижу её лица, но её плечи начинают дрожать. Арес отступает на шаг. И тут Хейвен вкладывает всю силу в удар — кулак врезается ему в лицо. Едва костяшки успевают коснуться кожи, как вторая рука уже летит в новом ударе.

Голос внутри меня говорит: наслаждайся зрелищем.

Другой велит: останови её.

Третий шепчет: бей вместе с ней этого ублюдка.

Но сегодня я — трус. Чёртов трус, потому что я рад, что Аполлон её обманул. Потому что знаю: это несправедливо, но я не могу позволить Хейвен войти в лабиринт. Потому что я уже был там, и, если бы позволил ей пойти — у меня бы не хватило сил пойти следом и защитить её.

Я трус, подонок, потому что и сам бы пожертвовал Ньютом ради Хейвен. Её братом. Я, который слишком хорошо знает, что значит любить брата или сестру. Но поделать с этим ничего нельзя. Ни я, ни остальные. Не наша вина, что для нас он никто, в отличие от Хейвен.

Когда возвращаюсь в реальность, Зевс уже удерживает Ареса, а Посейдон и Афина заламывают руки Хейвен. Она задыхается, плачет, лицо пылает, волосы выбились из косы и липнут к щекам.

— Хайдес! — зовёт она. Это зов о помощи. Может, она ждёт, что я прикажу Афине и Посейдону отпустить её. Может, ждёт, что я ударю Ареса и встану на её сторону. Что скажу: «Пойдём за Ньютом, так нельзя, это неправильно».

— Он думает