Эпоха королей - Нира Страусс
Одно из его крыльев окутывает меня, и я оказываюсь в нём, как бабочка в коконе. Мне совсем не страшно. Инстинктивно я знаю, что, как только захочу уйти, он меня отпустит.
Поглаживаю чешую под его глазом, гадая, чувствует ли он такое лёгкое прикосновение. Его дыхание замедляется, и из его груди доносится низкий, протяжный звук. Почти как… урчание?
Тихо смеюсь.
— Вижу, тебе стало лучше. Раз ты больше не нуждаешься во мне…
Стоит мне сделать шаг назад, как его крыло мягко подталкивает меня в спину. Снова обнимаю его, улыбаясь.
— Хорошо, хорошо. Ещё немного.
Я продолжаю прижиматься к нему, гладя его, пока мы оба не засыпаем.
Проснулась я с неприятным и странным чувством. Словно что-то горячее внутри меня хочет вырваться наружу. Как будто мне не хватает места в собственной коже.
Я побежала к кувшину, чтобы плеснуть воду на лицо. Намочила шею и…
— Держись. Дыши. Пожалуйста, сынок, не забывай…
Отдёрнула пальцы. Я случайно коснулась татуировки, и… Это был голос Абердина? На мгновение мне показалось, что я вижу его, склонившегося надо мной, в оранжевом свете, в котором отчётливо было видно неприкрытую тревогу на его лице, как будто то, на что он смотрел, было…
Я покачнулась и вернулась к постели. Свернулась клубочком под одеялами. С чего-то вдруг мне стало очень холодно.
Глава 13
Народы воды не имеют иерархии, как другие расы. Они не преклоняются перед властью, титулами или коронами. Они уважают только силу. Их трон не наследуется, а завоёвывается кровью. Первой и единственной, кто смог возглавить манан-лир, была Никса Красная.
Из запрещённой книги «Эпоха богинь»
Гвен выпрямилась на диване и выглянула в окно.
— Они вернулись.
И Сейдж, и я, сидевшие за разными столами в библиотеке, посмотрели на неё. Сейдж задала самый очевидный вопрос:
— Без крыльев?
— Без крыльев, — подтвердила Гвен.
Сейдж так резко захлопнула толстый том, что несколько листов на столе взлетели. Веледа, сидевшая слева от неё, быстро их собрала.
— Они наверняка использовали споры селаго4.
Я была не столь уверена, но не хотела в четвёртый раз возражать. Споры селаго для чар саракх? Она хотела помочь дракону или свести его в могилу? После семи дней рядом с Сейдж я окончательно убедилась, что эта девушка никогда не станет друидом, и все вокруг это знали, но боялись ей сказать. Единственное, чем она хорошо владела, — это стихия воздуха, потому что родилась с этим даром.
— Бедняга, — Гвен прикоснулась к стеклу. — Он даже летать не может. Если скрывать хвост или заострённые уши непросто, то не представляю, каково постоянно сдерживать такие огромные крылья.
Сейдж, менее сопереживающая по этому поводу, открыла ещё одну из двух с лишним десятков книг, которые принесла на стол. Браслеты на её правой руке зазвенели. Теперь я знала, что среди всех этих украшений было одно очень важное. Мне рассказывали, что такие носят некоторые сидхи из Братства, особенно те, кто выполняет сложные задания. В них, благодаря тщательно подобранным камням и правильно приготовленным травам, скрывались всевозможные защитные чары. Чтобы противостоять гематиту, чтобы скрывать внешность, и средство для крайнего случая…
— Хуже, когда они появляются и нужно заново накладывать чары, — пробормотала фея. Как она выглядит без маскировки? Какие у неё черты сидхи?
Гвен и Веледа повернулись ко мне. Я, не обращая на них внимания, встала. Вернула на место книгу, которую читала этим утром, «Двор Паральды». В ней рассказывалось о лесе Борестель, который оказался даже более невероятным, чем описывала Гвен.
— Пойду проверю сумку.
— Не уходи, не попрощавшись! — воскликнула Гвен.
Я замерла посреди зала.
— Ты сказала, что это близко и нужно всего два дня, чтобы добраться туда, и ещё два, чтобы вернуться.
— Прощания важны. Ты даёшь понять другим, что думаешь о них перед отъездом и будешь продолжать думать, даже когда будешь далеко.
Сейдж фыркнула.
— Откуда ты взяла эту сентиментальную чушь?
Я оставила их спорить. В коридоре меня покинули приятны аромат чернил и бумаги с лёгкой ноткой ванили. Мне сразу же захотелось вернуться. Библиотека стала моим любимым местом в замке. Гвен показала мне всё остальное за эти дни, за исключением спальни Абердина и Пвила и комнаты Мэддокса (которая находилась в том же коридоре, что и моя). Герцогиня сама показала мне свои покои, состоящие из трёх комнат, балкона и личной ванной.
Всё в замке говорило о древнем богатстве. В конце центрального коридора находилась чайная комната, освещённая полуденным солнцем, в лучах которого сияли золотые узоры на обоях. Зал для банкетов был настолько большим, что мог бы вместить в себя весь Эйлм. Большой зал с помостом для менестрелей наводил мысли о балах, которые могли проходить здесь в прошлом, когда Аннвин ещё не утратил своего значения. Но библиотека, с двумя этажами полок, мягкими диванами, расписным глобусом и куполом над дубом…
Если бы меня когда-нибудь попросили представить идеальное место, оно было бы похоже на это.
Перед тем как отправиться в свою комнату, я услышала шаги, поднимающиеся по лестнице, и громкий голос Абердина, которого ни с кем не спутаешь. Однако первым в коридоре показался Мэддокс. Я сразу обратила внимание на отсутствие у него крыльев. На мгновение мне показалось, что он стал меньше, но дело было не в крыльях… А в его осанке. Голова опущена, руки безвольно висели вдоль тела.
Абердин шёл прямо за ним. Увидев меня, он натянуто улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его карих глаз.
— Ах, ты всё ещё здесь, лайли. Вот видишь, сынок? Она не ушла без тебя.
— С возвращением, — пробормотала я.
Здоровяк попрощался и направился к своей комнате, не забыв бросить последний взгляд на Мэддокса. Взгляд, полный печали.
Когда Мэддокс поднял голову, я застыла. Больше всего меня поразили не тёмные круги под глазами и не бледность его смуглого лица.
Янтарь…
Что с ним случилось?
Цвет его радужек больше не был таким насыщенным; теперь его глаза казались обычными. Они были прекрасного каштанового оттенка, похожего на цвет глаз
