Княжий венец - Анна Михайлова

С хрипением начали оседать тела, переставая дергаться. Яркий свет медальона усилился, окутал судорожно дергающийся, пытающийся вырваться из клетки шар. Свет вбуривался в масляно-гладкую поверхность, испаряя его, рассеивая. А когда осталась лишь концентрированная черная сердцевина, Тамирис подняла руки и со всего размаху вогнала его глубоко в землю. Последнее слово запирающего заклятья сорвалось с губ, и только после она начала оседать. Уже не чувствуя, как подхватывают сильные руки.

Тьма вокруг серая, клубящаяся. Не опасная совсем, будто пышные облака перед грозой. Баюкает на своих ладонях, мягко покачивает, даруя отдых измученному разуму и телу. Вот только обманчива эта заботливость. Нельзя здесь надолго иначе можно не вернуться. Совсем немного Тамирис позволила себе понежиться на ласковой перине, расслабляя напряженные мышцы. Возвращаться. Нужно обязательно возвращаться.

- Почему? – спрашивает утомленный разум.

- Дело не завершено, – это уже совесть. Она, негодница, никогда не дремлет и не дает расслабиться. Зная, что где-то есть люди, которым можно помочь. Должно!

С трудом, превозмогая себя, она распахнула глаза.

Поклялся Велеслав, что никогда ей не расскажет, но сердце у него в пятки ухнуло, когда подхватил враз обмякшее тело. Не зная, чем помочь, опустился на колени, ее к себе прижимая. Почти как ребенка баюкал, касаясь прохладной бледной щеки. Ресницы лежат густым веером, отбрасывая тени и придавая ей еще более утомленный вид. Да почему Она это должна делать! За что ей это! Ее дело детей рожать да жизни радоваться, а она тут, на Болотах. С мертвяками и с ним.

- Давай, девочка. Ну что же ты? Открывай глаза, красивая.

Просит он, а Тамирис не шевелится. И голова, как поникший маков цвет. Что делать-то? Увозить ее, али тут должны остаться? Страх за нее смешивается со злостью на девчонку. Не сказала ничего толком, все сама решила сделать. Самостоятельная и гордая. И откуда только на его голову такая! Такая красивая… Против воли любовался ею, удивляясь, как такая на свет уродилась. Дуги бровей изящные, кожа мраморная, губы нежные. Вот только глаза закрыты и никак открываться не хотят.

- Давай милая, просыпайся. Холодает тут, - пусть и завернул он девушку в плащ свой, да только холод будто изнутри ее идет. Эвон и щеки, и руки ледяные. Сам не зная зачем, коснулся губами ее лба, будто согреть пытался. Кожа – чистый атлас. Нехотя отстранился, погладил по щеке. Вновь и вновь шептал, чтоб вернулась.

Будто услышав зов – нехотя открыла глаза. Да только нет того цвета сумерек закатных, от которого душа замирает. Тьма там клубится. Глаза распахнула, а сама смотрит и не видит, слепая будто. Екнуло где-то за грудиной от этого взгляда в никуда.

- Тами, птичка моя. Я тут, с тобой, - поднес к ее глазам те самые четки яркие. В свете костра огоньки и отсветы по граням пляшут, отблескивают бусины металла меж ярких каменьев. Сначала смотрела на них будто мимо, словно не видела совсем. Затем сморгнула, прищурилась, вглядываться начала. Взгляд осмысленным становится, и видит Велеслав, как медленно исчезает тьма, уступая уже привычному фиалковому цвету. Кто бы рассказал – не поверил, а тут своими глазами увидал.

- Очнулась, - облегчение в голосе не скрыть.

Смотрит она задумчиво на него, потом все же губы трогает слабая улыбка. Глядит ровно, а будто в душу заглядывает.

- Вернулась. Дело не закончено.

- Поехали отсюда. Ты замерзла совсем.

- Нельзя. Помоги встать, - морщась от боли, ибо за грудиной обжигает холодом, Тамирис позволила поднять себя на ноги. Делая вид, что не заметила, как лежала в объятьях воина. Очень удобно и надежно, надо сказать.

Поднял Велеслав ее на ноги, но за плечи продолжил держать. Не отпускал, чувствовал, что едва на ногах стоит. Постояла пару мгновений, убедилась, что колени не дрожат и поковыляла к месту, куда тьму загнала. Нехотя отпустил, уж больно правильно она в его руках чувствовалась. Приложила девушка ладонь к земле, проверила – надежно все. После чего подошла к ближайшему телу.

- Зачем они тебе?

- Многое рассказать могут. Даже сейчас.

- Нешто подымать их будешь? – напрягся князь.

- Вот еще, - поморщилась валорка, - так посмотрю.

Были у нее подозрения. Пока вытаскивала сущность из тел, коротко посмотрела. Не до того было, нельзя концентрацию терять. Зато сейчас, по остаточному следу в телах можно было многое понять. Это ж как отпечаток ноги в глине. Ясно будет многое.

Расправила ладонь над лежащим телом. Ее Тьма брезгливо дернула щупальцами. Набралась от хозяйки высокомерия и теперь свысока смотрела на тех, кто уже к живым не относился. В ответе мы за тех, кого приручаем. Даже если неживое оно, а все равно норовит с нас пример брать.

Отбросив брезгливость, с академическим интересом вглядывалось в остаточные следы внутри тел. Изучить надо было как можно скорее, ибо без сущности внутри, разлагаться тела начнут быстрее обычного. Смерть особенно стремительно прибирает к рукам тех, кто долго от нее бегал. Изучала Тамирис, всматривалась – и ох, как не нравилось ей то, что она видела. Может ошиблась? Подошла ко второму, судя по добротной одежде – тело когда-то было купцом, в отличие от предыдущего простолюдина с грязными волосами «под горшок». Увы и ах, не могло быть сомнений. Совершенно не нравилось ей то, что она видела. Вот только как не отворачивайся от правды, она от этого не изменится. Лучше сразу посмотреть ей в глаза и готовиться к неизбежному.

- Все, - она со вздохом поднялась на ноги, - то, что нужно, я увидела. Сожжем и поедем отсюда.

- Много их, долго гореть будут.

- Не долго. Я помогу. Относи и клади прямо в костер.

Не стал Велеслав спорить. И уговаривать, чтоб побереглась – тоже не стал. Хотя, видят Боги, ой, как хотелось. Но мешать мастеру дела пустыми советами – глупо и не к месту.

Едва только швырял он мертвяка в костер, как девушка из маленького мешочка сыпала щепоть порошка неизвестного. И так с каждым. А их девятеро князь насчитал. После приказала отойти подальше и вновь руки в сторону развела. Смотрел он на фигурку, что взмахом рук костер подняла выше роста человеческого и немел в который раз от изумления. Необычным стал костер, будто выцвел – бело-черным, но яростным. А диво в том, что еще и жара от него не чувствовалось совсем. Вмиг охватило странное пламя тела, проглотило будто чудище голодное. Ни