Дело смерти - Карина Халле

Да. Все эти исследования, о которых мы до сих пор мало что знаем.

— Насколько вы близки к тому, чтобы найти лекарство от болезни Альцгеймера? — спрашиваю я ее.

Ее брови поднимаются.

— Очень близки. Мы практически нашли лекарство. Нужно только довести его до совершенства, прежде чем начинать испытания.

— Но я думала, вы уже проводите клинические испытания.

— Закрытые клинические испытания, — говорит она. — Мы тестировали на животных.

Я морщусь.

— Но Кинкейд говорил…

Ее осанка напрягается.

— Что сказал Уэс? — спрашивает она отрывисто.

— Что он был вашим нейрохирургом.

Ее глаза на секунду сужаются, прежде чем выражение лица смягчается.

— Так и было. Он им и остается, хотя Майкл взял на себя его роль. Уэс очень заботится о спасении людей любым способом.

Ах, значит, Майкл тоже нейрохирург. Я бы не позволила этому человеку приближаться к моему мозгу.

— Значит, исследования проводились только на животных?

— Не совсем, — говорит она.

Ее скрытность начинает действовать мне на нервы.

— Знаешь, я хотела учиться здесь именно из-за того, что обещали из ваших интервью и пресс-релизов. Болезнь Альцгеймера близка моему сердцу — именно поэтому я здесь. Моя бабушка умерла от нее.

— Я знаю, — она кивает, ее взгляд смягчается. — Иногда я забываю, что ты…

Она замолкает.

— Забываешь что?

— Забываю, через что ты прошла, — она вздыхает, сочувственно качая головой. — Слишком много. Это слишком много для одного человека, Сид.

Ее внимание заставляет меня нервничать.

— Я справилась, — подшучиваю я.

Но она не смеется. Ее глаза сужаются, когда она смотрит на меня.

— Я бы так не сказала.

Я ощетиниваюсь.

— Я нормально справилась, — уточняю.

Ее губы сжимаются, пока она обдумывает это, ее поведение меняется.

— Да. Ты нормально справилась. Учитывая, знаешь, все. Но ты могла бы стать лучше, — она протягивает руку с ногтями бежевого цвета и убирает прядь волос с моего лица. — Может быть, тебе просто нужно больше времени. Нужно повзрослеть. Выучиться. Я забываю, что ты все еще просто аспирантка.

Просто аспирантка?

— Технически, уже нет, — бормочу я.

— Конечно. Вот что я скажу, — говорит она через мгновение. — Продолжай хорошо себя показывать и доказывать свою ценность, и тогда я впущу тебя в самый центр. Найди свое предназначение в Мадроне. Найди то, что тебя вдохновляет. Выясни, как быть полезной. Используй свою гиперконцентрацию и сосредоточься на чем-то стоящем. Удиви меня.

Гиперконцентрация. Это напоминает мне, что я не принимала Аддерал уже как минимум десять дней.

— Если я докажу свою ценность, тогда ты впустишь меня, правда позволишь увидеть, что здесь происходит?

— Обещаю, — говорит она, затем наклоняется и выключает свет, погружая нас в темноту, за исключением зеленых и синих светящихся огней различных машин.

На этот раз я лежу на животе.

Совсем голая, моя грудь прижата к столу в лодке Кинкейда.

Мои руки связаны за спиной. Я чувствую, что это веревка — волокна впиваются в кожу, затянуты болезненно туго, именно так, как я люблю.

Поднимаю взгляд, ожидая увидеть на стене картину с орлом.

Но вместо нее — картина с изображением могилы, на которой растут грибы.

Что-то под землей шевелится, пробивается наружу.

Что-то на этой картине реально и вот-вот родится.

— Не смотри, — голос Кинкейда груб и повелителен, он звучит у самого моего уха. — Не делай ничего, пока я не прикажу.

Его рука скользит вдоль моего позвоночника — от плеч до самой попы, и лишь через мгновение я понимаю, что на нем перчатка. Он проводит рукой обратно вверх и затем прижимает мою голову к столу.

— Лежи смирно, — он говорит хрипло. — Не смей шевелиться, не смей издавать ни звука, иначе отправишься спать со связанными руками, с распухшей киской, умоляющей о ласке, — он наклоняется ближе, проводит языком по краю моего уха, заставляя меня содрогнуться. — Хотя, с другой стороны, я обожаю, когда ты умоляешь. Да и твоей киске, думаю, это тоже нравится.

Он отстраняется, а я держу глаза закрытыми, прижавшись лицом к столу. Холодный воздух ласкает заднюю поверхность моих бедер, и я слышу шум — он выдергивает ремень из пряжки. У меня нет и мгновения, чтобы приготовиться, как…

ЩЕЛК.

Кожа обжигает мою плоть, обрушиваясь на ягодицы, — боль острая, сладостная.

Я взвизгиваю, не в силах сдержаться. Чувствую себя будто под током, ожившей.

— Я тебе что сказал? — рычит Кинкейд. Он протягивает руку вперед, сжимая мои волосы в кулак, откидывает мою голову назад, произнося прямо в ухо. — Непослушная маленькая шлюха.

Я сжимаю бедра, пытаясь облегчить огонь внутри.

Он тут же проводит рукой между моих ног и раздвигает их.

— Сейчас я возьму тебя как следует.

Он отводит руку назад, и я чувствую, как головка его члена упирается в мою влажную дырочку. Я не могу не двинуть бедрами, желая его, умоляя, чтобы он вошел глубоко.

— Пожалуйста, — умоляю я его.

Но ничего не происходит.

Его больше нет за моей спиной.

Я больше не на столе.

Я на чертовом полу в своей комнате, буквально извиваюсь на ковре.

Какого черта?

Переворачиваюсь и смотрю в потолок, переводя дух.

Снова этот гребаный сон.

Но как я оказалась на полу?

Я сажусь. По тому, как мое тело все еще пульсирует, я понимаю, что снова кончила во сне.

Не могу понять, усиливают ли эти сны мое влечение к Кинкейду или как-то помогают снять напряжение. Может, я смогу держаться на расстоянии, если буду продолжать получать то, что хочу, в своих снах. Но кончить на полу своей комнаты — это уже какое-то запредельное сумасшествие.

Я встаю на ноги, пошатываясь, и мне немного стыдно, хотя никто меня не видел.

Хотя я бы отчасти хотела, чтобы Кинкейд видел.

Думая о нем, я подхожу к окну. Будильник показывает три часа ночи — не лучшее время для бодрствования, но, возможно, он как раз патрулирует территорию в поисках медведя.

Но, выглянув в окно, я не вижу ни души. Только луна пробивается сквозь деревья, и земля кажется покрытой осколками света.

В дверь стучат.

Быстро и легко.

Я замираю, и холод пробегает у меня по спине.

Блядь. Только не снова.

Только не снова.

В этот раз я никуда не уйду.

Снова стук.

Затем…

— Сидни, — взволнованно шепчет девичий голос. — Быстрее! Это происходит! Это правда происходит! Встретимся на поле.

Он звучит знакомо.

Он звучит прямо как…

Амани?

Но этого не может быть.

Половицы скрипят, вслед за звуком чьих-то торопливых шагов вниз по лестнице.

Я быстро надеваю тапочки и халат, отпираю дверь и вытаскиваю ключ из замка.