Судьба королевского наследника - Амо Джонс
— Да.
— Что с тобой? — осторожно спрашивает он. — Мне нужно достать тебе пикси, чтобы ты кормился от него или что-то в этом роде?
Кормиться. Мои брови сводит, нервные окончания разрываются в груди при воспоминании о крови Лондон на моем языке, но это не похоже на воспоминание. Теперь я буквально чувствую этот вкус, как будто ее кровь свежая, капает и танцует на моем языке, пробуждая вкусовые рецепторы, которых никогда не существовало.
Человеческая кровь горька. Это основа и средство достижения цели, бесхитростное несчастье, которое помогает, когда необходимо, или в которое можно окунуться, когда вам скучно.
Кровь Лондон не такая.
Она похожа на зрелое вино, которое десятилетиями хранилось в бочках в темном погребе и со временем становилось все слаще. Она густая и пикантная, как растопленный клен с небольшим привкусом каштана. Она сладкая и пряная… и моя.
Жар взрывается внутри меня в тот момент, когда я думаю об этом последнем слове, глубокое рычание застряло в глубине моего горла, умоляя освободиться.
Монстр внутри меня просыпается. Я чувствую, как он кипит под поверхностью, просто… ждет.
— Твои глаза светятся.
Я закрываю глаза, а когда снова открываю, сосредотачиваюсь на Криде. Я даже не понял, что мой дар проявился, но потом чувствую, как он проникает в мою голову, и мои губы кривятся.
— Не лезь в мою голову.
Он долго смотрит на меня, все еще пытаясь что-то прочесть, но я не пускаю этого.
— Мама и папа спрашивали, изменилось ли что-нибудь.
Его любопытный взгляд пронзает мой.
— Неужели это так?
Я не знаю… Так ли это?
Я все еще не хочу быть здесь, но я довольно быстро смирился с тем фактом, что у меня не было выбора в моем первом семестре в прошлом году, так почему начало этого семестра было таким чертовски утомительным?
Я нахожусь в постоянном состоянии злости, затем нормальности и раздражения каждую секунду гребаного дня. Смешайте это с тяжелым чувством нехватки чего-то, чему вы не можете дать названия, и да. Неудивительно, что единственные люди, готовые сейчас со мной спарринговать, — мои братья и Сильвер. Я всем набивал морду до такой степени, что Целителям приходилось выносить их из тренировочного зала.
Это началось за пару недель до начала учебного года, когда мы вернулись в кампус, чтобы проверить, что мы хотели добавить или изменить, прежде чем он снова станет нашим обычным домом, и это, блядь, никуда не делось. Вместо этого оно выросло, но теперь это чувство нехватки остыло до слабого кипения, и на его месте появилась острая игла потребности. Игла, которая вонзается глубже, когда мне приходит в голову некая беловолосая куколка, и в последнее время эта маленькая штучка живет во мне. В тот момент, когда я почувствовал вкус ее крови в тот день, кое-что произошло.
Мои вены воспалились, растягиваясь и пульсируя. Мне пришлось убраться к чертовой матери подальше от нее. Яд. Это была моя первая мысль, но потом я почувствовал, как тень накатилась на мои плечи на вечеринке. Она глубоко проникла в мои кости, тянула, пока я не оказался перед ней. Я никогда в своей гребаной жизни не был в замешательстве, и это только разозлило меня.
Я оторвал ее от себя, потребовал то, что хотел, и мне нужно было знать, схожу я с ума или нет, поэтому укусил ее за задницу.
Это было не так плохо, как в первый раз, но жар потребности все еще был со мной, и это непрекращающееся покалывание иглой? Оно ушло.
Исчезло, пока я не вышел из ее дома всего за несколько минут до того, как она проснулась.
Крид приподнимает темную бровь, и я поднимаю руки.
— Нет. Ничего не изменилось.
Мой брат больше не говорит ни слова. Он выпрямляется, и мы проводим еще два раунда.
Смерть ощущается как тьма, впивающаяся когтями в мою кожу. Я не могу пошевелиться. Мои конечности парализованы. Мой разум гудит, когда мои глаза распахиваются, и я смотрю на чернильное небо. Плутон приближается, Венера не сильно отстает. Ветра нет. Ни одна частичка природы не трепещет на моей коже. Я знаю, что происходит. Я пойман в ловушку транса, который я либо создал, либо впал в него непреднамеренно.
Огонь пробегает рябью по моим венам, оставляя за собой ударную волну адреналина, и я шевелю пальцами. Хорошо. Я могу ими двигать. Отталкиваясь от земли, я останавливаюсь, когда оглядываюсь на снежную бурю передо мной. С темного неба падает лед, и я протягиваю руку, чтобы коснуться падающей снежинки, наблюдая, как она тает на кончике моего пальца. Никакой метели. Никакого ветра. Но снежная буря, тихая и кружащаяся вокруг моего тела, как вор в ночи.
Я делаю шаг вперед, и лед хрустит под моим тяжелым ботинком. Что это, черт возьми, такое? У меня было множество снов, по большей части это обыденная чушь, которая не имеет значения. Но это? Это похоже на послание, и я почти уверен, что порезался бы, чтобы они могли использовать мою кровь в качестве чернил. Лед тянется все дальше и дальше на многие мили. Я не вижу ничего, кроме вергласа. Я поворачиваюсь слева направо, ища любое сходство, которое могу заметить, но ничего нет. Снег у моих ног. Я делаю еще шаг, и кровь просачивается сквозь совершенно белый снег, пока все, что я вижу… не становится красным.
Проводя подушечкой большого пальца по клыку, я слизываю капельку крови.
— Что, черт возьми, происходит и почему я думаю, что знаю, что это такое?
— Тишина! — кричит директриса через громкоговоритель, когда мы выходим из зала. Общая комната — место, где мы все едим и слушаем новости от наших семей. Пространство заполнено круглыми столами, за которыми каждая группа сидит в соответствии со своей магией. Обычно стигийцы и аргенты разделены, но в последнее время среди людей нашего поколения произошел сдвиг. Никому больше не нравится разделение. Свет трахается с тьмой, а тьма трахается со светом. Сто лет назад это дерьмо никогда бы не прокатило. Я думаю, со временем мы все просто сдались.
— Как я уверен, вы слышали, прошлой ночью в одном из Логовищ Дракона произошло нападение.
Раздается шепот, когда я протягиваю руку и беру свернутый косяк. Ледженд хихикает, его бедро касается моего.
— После тебя.
Я слегка поднимаю указательный палец вверх, призывая свой пирокинез, чтобы зажечь конец. Я подношу его к губам и