Я буду твоими глазами - Александра Неярова

***

Свернули всадники в сторону, уходя с пути разбойников и гадая кто бы это могли быть. Степняки? Племена кагоната? Или отступники? Верея с Яробором давно пересекли границы Кагоярского и Вяженского княжеств, потому не удивительно, что чуть не нарвались на татей.

Вскоре-таки показался долгожданный окоём леса, и Верея, наклонившись к лошадиному уху с отчаянием попросила:

– Пожалуйста, быстрей! Потерпи милая, совсем немного осталось! – фыркая от натуги, гнедая послушно припустила.

Наконец нырнули они в пролесок, а там дальше в гуще затерялись.

– Фух, миновали кажись, – обронила Верея, когда они остановились на постой у глубокого ручья. Лошадь напоили в нём после того, как «остыла» она после длительной скачки, бурдюки наполнили и сами освежились. – Что будем делать, тут пересидим?

Верея прошлась туда-сюда по опушке, разминая затёкшие ноги, и с интересом наблюдала за Яробором. Тот наклонился к самой земле и ухо к тверди приложил, что-то выслушивая.

– Не слыхать погони. Однако придётся нам тут задержаться, чтобы наверняка, и необходимо дать кобыле хорошенько отдохнуть. А спозаранку путь продолжим, – ответил, вставая, и принялся разгружать сумы с лошадиного бока.

– Я тогда по ягоды схожу, а ты освободи её от упряжи.

На том и порешили. Удалось Верее найти пару горстей ежевики, перекусили ей и сухарями с последними ломтями сыра. Так за беседой да рассказами Яробора о своих походах время пролетело до вечера. А к ночи и духота изнурительная спала.

И стоило только солнцу спрятаться за горизонтом, как Верея устроилась прямо на ковре мягкой травы и уснула от усталости. К княжичу сон не шёл, как он не укладывался.

Уже кроны леса и поляну заволокло мягким лунным светом, в реке то и дело слышался редкий рыбий всплеск, а в округе сверчки завели хор. Прислонившись спиной к поваленному бревну, Яробор вытянул одну ногу, другую согнул в колене, при этом он лениво жевал травинку, находя в тихих чарах ночи умиротворение.

Думами он уносился в родные земли, переживая за народ и гадая, что ныне творится в княжестве. Как там князь батюшка Буревой поживает, не болен ли? Справляются ли бояре с отцом и ведьмой под личиной княгини?

Представлял, что было бы, ежели он Верею с собой позвал после всего.

А она… согласилась бы поехать с ним? Как не крути, как бы он не отнекивался, а запала в душу лесная ведунья. И совесть княжича жгла изнутри, мучила виной за содеянное. Не хорошо поступает он за её доброту.

Вдруг, где-то вдалеке услышал княжич нежный женский голос. Кто-то пел. На миг замерев, он прислушался.

Чарующий голосок стал доносится ближе. Незнамо откуда плавно лилась мелодия без слов, завораживающая и одновременно холодящая душу, срывающаяся на плач.

И словно невиданная сила потянула княжича проверить, кто или что является её источником. Не дюж ей противиться, Яробор поднялся и, переступив через охранные руны, побрёл меж деревьев и кустов на чарующие звуки всё дальше и глубже удаляясь от опушки, на кой забылась в сладкой дрёме Верея.

Завороженно следовал на зовущую песнь, не ощущая ни капли опасности. Выставив впереди себя руку, ступал на ощупь и обогнул заросли лещины, пару раз спотыкнулся об торчащие над землёй дубовые корни и пни, но шёл дальше по берегу на журчащий, манящий голосок.

Не слышал предупреждающего уханья филина на сосновой ветке. Ничего, кроме голоса.

Не видел слепой княжич, что впереди на маленьком холме посреди тёмных вод ручья сидела девица юная, подогнув под себя ноги.

Она пела. Она его звала.

Была она кожей бела и тонка, как лунный свет. Длинные волосы до пят, глубокого тёмно-зеленого цвета, словно листья кувшинки речной, укрывали большую часть изящного нагого тела. Девица задумчиво расчёсывала костяным гребнем длинные спутанные локоны и искоса с хищной улыбкой поглядывала на гостя.

Не мог он оценить её неземной красоты.

Опомнился княжич, как в воду прохладную ступил по колено, мгновенно промочив добротные сапоги. Вздрогнул, и сознание немного прояснилось.

– Кто здесь? – спросил настороженно, чувствуя, как ползёт холодок по спине, а по предплечьям мурашки.

Девичий голосок загадочно хихикнул. Раздался плеск, а следом весёлый многогранный смех уже совсем рядом.

– Не видишь меня, княжич? – спросила странная девица, коя мгновение назад горько плакала.

Яробор промолчал и нахмурился, ругнувшись про себя, что повёлся на чары мавки и забрёл в гиблое место. Некому больше быть в глуши лесной окромя утопленницы. Теперь выпутываться как-то надобно.

– А я вижу кто ты, – и снова запела, обходя его по кругу, прохладные тонкие руки легли на спину, и вся девица к нему прильнула.

Почувствовав сквозь льняную рубаху изгибы тонкого стана, Яробора оторопь взяла, а русалка льнула к нему, перешла наперёд и ладонями лицо погладила. С отросшей щетиной поиграла. Губами щеки и подбородка коснулась в поцелуе.

И чудился ему уже иной голос, до боли желанный… что за наваждение?

– Верея?.. Ты ли это? – произнёс осипшим голосом, почувствовав, как сперло дыхание в груди от робкого прикосновения.

Ноги вдруг силы лишись, и рухнул он на зад в прохладную по пояс воду, распугав местных лягушек. Не разумел он, что происходит. Как и почему веда тут оказалась?

Девица ничего не ответила, нежные неведомые ему слова мелодии лились из её уст. Потянула она его за руку и увлекла за собой на поляну. Словно околдованный, княжич ступил за ней.

Не отпуская его рук, принялась водить вокруг него хороводы, смело касаясь могучего богатырского тела, заставляя закипать молодую кровь и пригоняя её к груди и многим ниже к чреслам.

– Согрей меня, княжич, так холодно, – просила жалобно, отчаянно, дрожала рядом с ним, как лист на ветру. Прямо, как прошлый раз, когда билась в лихорадке…

Ощутил свежее девичье дыхание на своих губах и потянулся на встречу, а она ускользнула и принялась плавно танцевать, продолжая напевать, так, словно вот-вот горько заплачет.

Из-за мокрой одёжи княжича озноб пробил, жалил холод ночи. Танец под луной и чарующий журчащий голосок дурманили разум, завладев всем его вниманием настолько что, забывшись, он прижал к себе нагое тело. Пятерней холмики маленьких грудок приласкал, в длинных волосах распущенных пальцами запутался.

Губами своими нашёл девичьи и жадно смял. Только вот холодны, как лёд те, словно у покойницы.

А так нравившийся ему запах ромашки от светлых локонов сменился зловонием тины и ила. Напрягся всем телом, чуя подвох.

– Что такое? Аль ты не рад