Эпоха королей - Нира Страусс
Что-то завораживающее.
Он был одет в простые брюки и рубашку, запыленные и пропитанные потом, без каких-либо украшений или отличительных знаков, но хорошего качества. Из оружия виднелось лишь несколько инструментов, висевших на его поясе. В чём же заключалась его притягательность? В его непринужденной позе? В том, как брюки свободно висели на нём, но при этом казались сшитыми на заказ? В хитром взгляде? Я была так поглощена разгадыванием этой загадки, что не сразу заметила, что он тоже смотрит на меня. Мои глаза встретились с парой серебристых глаз. Не серых и не бледно-голубых, а ярких, точно чистое серебро. Они были обрамлены почти невидимыми ресницами того же светлого оттенка, что и его волосы и брови. Всё это, вместе с его бледной кожей, не должно было придавать ему привлекательности. Но он определённо был привлекательным.
Очень.
И он это знал.
Я бы поклялась, что это невозможно, но его улыбка стала ещё шире.
— Ну, привет. Оберон и Компания. — Он протянул мне руку; я уставилась на неё. — Лучшие плотники и столяры во всей…
Тогда я наконец поняла, почему Мэддокс выбрал копьё своим излюбленным оружием. Бесшумно и одним движением он ударил Оберона по задней стороне коленей. Парень рухнул на спину, растянувшись на полу.
Кто-то свистнул, впечатлившись. Несколько человек рассмеялись.
— Тараксисины сиськи! — выругался Оберон, перекатившись на бок. — За что?
— Держи свои руки при себе, — сухо ответил дракон.
Сверху крикнули:
— Всё в порядке, начальник?
Парень продолжал ахать и охать, но я была уверена, что он не пострадал. Я видела, как он слегка повернул голову за мгновение до удара, как будто предчувствовал движение. Он позволил себя ударить.
Он поднялся, надув губы — жест, которого я никогда не видела у взрослого мужчины.
— Я был так рад видеть тебя, что уронил то, что держал в руках.
Мэддокс невозмутимо прислонил копьё к столу.
— Я думал, ты нашёл золотую жилу среди богачей Эремона.
Оберон, видимо, понял, что его представление не давало нужного эффекта, а потому перестал тереть руки и поставил их на бёдра.
— Мы всегда там, где нужны, — спокойно ответил он.
— Ну да, конечно. — Дракон глубоко вздохнул. — Я уверен, что Хигель скоро тебя найдёт.
— Этот бык на подработке? Зачем я ему?
Пока Мэддокс подбирал слова, я вспомнила, что Хигель говорил нам о пропавшей девочке.
— Это по поводу сестёр, которым ты недавно помог. — Мэддокс понизил голос. — Младшая… Мы нашли её в Спорайне.
Что-то словно покинуло тело Оберона. Или, может быть, вернулось. Казалось, будто до этого момента его окутывало почти прозрачное покрывало, которое скрывало то, что он не хотел показывать, а теперь оно испарилось. Его поза изменилась с расслабленной на напряжённую, почти доминирующую, за считанные секунды. Его веселье улетучилось, как стая испуганных птиц. В его глазах вспыхнуло что-то опасное.
— Дуллахан пробудился, — продолжил Мэддокс.
После мгновения тишины холодная, беспощадная улыбка растянула губы Оберона. Дрожь пробежала по его телу, руки сжались в кулаки с такой силой, что ему должно было быть больно.
— Дуллахан, — повторил Оберон медленно, проталкивая слова сквозь оскал. — Похоже, король спешит собрать гостей на свой любимый праздник. Он и его мерзкий человеческий двор.
В его словах был чистый, смертельный яд, ничем не подслащенный. Мэддокс не возразил.
— По слухам, они собирались отложить это на последний момент. Не знаю, чем вызвано изменение планов, но я это выясню.
Оберон издал сухой смешок.
— Конечно, выяснишь. — После того как он обменялся взглядом с Мэддоксом, в котором было много (очень много) невысказанных слов, парень резко повернулся ко мне. Гримаса, которую он мне подарил, не имела ничего общего с его первоначальной улыбкой. — Мне бы хотелось остаться и узнать, почему такая красивая девушка, как ты, теряет время с таким недоумком, как он, но скромному плотнику нужно вернуться к работе.
Я кивнула.
— Мне жаль.
Его тело на мгновение застыло, как будто он не ожидал моих слов. Он не ответил. Просто смотал веревку, которая обвивала его запястье, и был вновь поднят наверх. Там его встретили ещё двое. Честно говоря, их было слишком мало, чтобы называть это «компанией».
Мэддокс поднял упавший стул, и мы снова сели. Остальные посетители уже вернулись к своим делам, словно моментально позабыли о случившемся. Когда я в следующий раз подняла глаза, Оберона и двух его помощников уже не было.
— Он тоже в Братстве?
Мэддокс фыркнул.
— Он и его друзья действуют сами по себе и всегда отвергали наши методы, к счастью для нас. Нам не нужны задиры и болтуны, нам нужны те, кто хочет изменить мир.
— Но он тоже помогает сидхам, попавшим в беду, разве нет?
Мэддокс, сжав челюсти, вонзил вилку в свою рыбу.
— В большинстве случаев его помощь на поверку оказывается дерьмом, которое нам приходится разгребать. Как я уже сказал, нам не нужны такие, как он.
Кто-то громко расхохотался. На фоне звучала тихая музыка арфы, смешивающаяся с разговорами постояльцев и звоном посуды и стаканов. Через пару столов от нас Тантэ снова вещал о том, что официально тут еду не подают, а две феи терпеливо его слушали. Я задумалась о том, что произойдёт, когда весь город узнает о Тёмном Всаднике.
— Какой он расы?
Мэддокс бросил на меня насмешливый взгляд, в котором, однако, было что-то напряжённое. Эти двое определённо не ладили.
— Тебе так интересно?
— Ну, он пытался убить тебя балкой, летал в воздухе на одной верёвке, я нашла, как минимум, две тревожные личности под одной оболочкой, и он занимается тем же, чем и Братство, не состоя в нём. Это действительно интересно.
По тому, как дракон вытянул свои длинные мускулистые ноги под столом, можно было понять, что мой ответ ему не понравился.
— Он чистокровный фей. Происходит из древнего рода, который считал ниже своего достоинства жениться на представителях других рас, тем более на людях. К счастью или к сожалению, он последний живой представитель своей семьи.
Да, истории о сиротах были очень распространены в Гибернии.
— Почему он не показывает свой образ сидха? По крайней мере, здесь, в На-Сиог?
— Я процитирую тебе его ответ дословно, и потом ты мне ещё скажешь спасибо за то, что тебе не пришлось выслушивать это от него лично. — Он посмотрел на меня с выражением крайней скуки. — В своём истинном облике он настолько прекрасен и неотразим,