Дело смерти - Карина Халле

— Мне нельзя, — говорит он, задыхаясь, но затем он сжимает мои волосы в кулак, туго натягивая пряди, пока я не чувствую острую боль, и без того нарастающее напряжение между ног.

— Я никому не расскажу, — ухмыляюсь ему. — Просто используй меня. Кончи мне в рот, и я буду твоей маленькой игрушкой.

Он шумно сглатывает, его горло блестит там, где я лизнула его.

— Блядь, Сидни. Не искушай меня.

Как будто он не знает, что я обожаю бросать вызов.

Запускаю руку в его штаны и высвобождаю его член. Он такой горячий под моими пальцами, и мне с трудом удается охватить его размер — длинный, толстый и твердый. Свет свечи отражается на его гладкой головке, капля предэякулята поблескивает.

Я наклоняюсь вперед и слизываю ее, проводя языком по щели, слегка надавливая, пока он не издает стон. Он дергает меня за волосы, ругаясь:

— Блядь, блядь, блядь.

Боже, я никогда не чувствовала себя более могущественной, чем здесь, стоя на коленях. Я разрушаю этого расчетливого и сдержанного — одержимого — доктора, и могу доставить ему удовольствие, которое он так отчаянно пытается отрицать.

«Будь одержим мной, — думаю я. — Пожалуйста. Мне нужна твоя одержимость».

Я хочу, чтобы он обладал мной.

Широко открываю рот, чтобы принять его, но теперь он контролирует ситуацию, проталкиваясь через губы, удерживая мою голову, пока не упирается в заднюю стенку моего горла. Я заставляю себя расслабиться, избегая рвотного рефлекса.

Он снова ругается, делает тихие, грубые замечания о том, как хорошо он помещается, как хорошо я его принимаю.

— Я хочу, чтобы ты подавилась им, — говорит он со стоном. — Грязная маленькая шлюха.

Блядь.

Пульсация между ног становится острой, болезненный узел давления вопит о разрядке. Он точно знает, что сказать.

Каким-то образом я принимаю его глубже, и его темп начинает ускоряться, пока вдруг он не вздыхает и не отстраняется, его член выскальзывает из моего рта.

— Я не могу, — говорит он, хотя очевидно, что он борется за дыхание, борется за то, чтобы сохранить контроль.

Он убирает свой член обратно в штаны и застегивает молнию.

Я могу только смотреть на него, разинув рот, шокированная его силой воли, проснувшейся в последнюю минуту.

Он смотрит на меня сверху вниз, член упирается в ширинку, умоляя о свободе, и я наблюдаю борьбу в этих сумрачных глазах, битву между желанием и потребностью трахать, и долгом и потребностью оставаться профессионалом.

— Подползи к столу, — приказывает он.

Я смотрю на него.

— Что?

Его челюсть напряжена, когда он повторяет:

— Я сказал, подползи к столу, моя маленькая игрушка, — он делает паузу. — Тебе ведь хочется, чтобы тебя так называли, да?

О, черт возьми, да.

— Да, доктор, — говорю я, слегка надув губы, будто он доставляет мне неудобства. Внутри я, блядь, в восторге от того, что он на самом деле просит меня об этом. Кажется, я никогда в жизни не чувствовала себя такой окрыленной и возбужденной одновременно. У меня кружится голова.

Ползу по паркету и ковру, а он отступает передо мной, будто я пытаюсь догнать его, но не могу.

Он останавливается перед своим столом и протягивает ладонь, приказывая мне сделать то же самое.

Я замираю на середине пути, опуская верхнюю часть тела так, что оказываюсь на локтях, чтобы он мог хорошо видеть мою грудь в топе. Может, это из-за снов, но во всем этом есть что-то такое естественное. Он проводит ладонью по своему члену, сжимая его через ткань брюк, его дымчатые глаза прикованы к моему декольте. Он резко вдыхает, мышца на его скуле дергается, шея напряжена, будто он готовится к чему-то.

— Забирайся на стол, — приказывает он.

Я выпрямляюсь, собираясь спросить его, как именно, но он ворчит, наклоняется, хватает меня за руки и грубо ставит на ноги. Прежде чем я успеваю сделать что-либо, кроме как ахнуть, он обхватывает мою талию и поднимает меня, усаживая на поверхность.

Он больше ничего не говорит, просто кладет ладонь мне на грудь и толкает, пока моя спина не оказывается на столе, голова свешивается с одной стороны, ноги — с другой.

Затем он с силой раздвигает мои ноги и тянется к моим бедрам, пальцы зацепляются за пояс моих трусиков. Он начинает стягивать их с бедер, его движения порывисты, будто он боится, что передумает.

— Я попаду в ад, — бормочет он.

Но он не останавливается.

Если попадет, я вместе с ним.

Он стягивает мои трусики до колен и вдруг выпрямляется.

Наклоняется ко мне. Тянется к чему-то на столе.

Я приподнимаю голову как раз в тот момент, когда он засовывает мне в рот карандаш.

— Кусай его, когда захочешь закричать.

Я улыбаюсь, чувствуя вкус дерева. Похоже, он уже понял, что я громкая.

Затем он встает между моих ног, хватает меня за бедра и опускает голову.

Все мое тело напрягается в предвкушении, кончики пальцев впиваются в стол.

Но он ничего не делает, поначалу.

Я чувствую, как его дыхание щекочет меня, заставляя мои бедра извиваться, и я уже так близка к тому, чтобы просто ткнуться ему в лицо, чтобы почувствовать давление, какое-то облегчение.

— Пиздец какая прелестная, — говорит он хриплым голосом, и очевидно, что он смотрит на мою киску, такую открытую и выставленную напоказ для него. — Пиздец какая красивая.

Он касается моего клитора кончиком пальца, и я с силой сжимаю зубами карандаш, стону, жаждая большего. Он медленно трет его, затем проводит пальцем вниз, давление легкое, как перо, пока не достигает того места, где я ужасно мокрая.

— Такая сладкая, — стонет он, дразня мой вход. — Такая отчаянная.

Я задыхаюсь, соглашаясь с ним, не в силах сдержаться. Пытаюсь подставить ему бедра.

Это лишь заставляет его убрать палец, заставляя меня хныкать.

— Какая жадная киска для такой хорошей ученицы, — заключает он, его слова кружат мне голову. — Я чувствую запах твоего отчаяния. Я вижу его.

Я издаю звук желания, приглушенный карандашом.

Он опускает голову и дует на меня.

Я взвизгиваю, карандаш почти выпадает у меня изо рта.

Внезапно он набрасывается на меня, пожирая губами и языком. Он лижет меня вверх и вниз, засасывает мой клитор в рот, слегка покусывая, его пальцы начинают трахать меня одним, двумя, тремя. Он вводит их в меня и выводит, пока пожирает, а я стону, извиваюсь, почти падаю со стола.

Несколько раз ему приходится хватать меня за бедра и притягивать обратно вниз или подтягивать вверх, и затем он снова принимается поедать