Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару

Из леса выскочили пятеро, кто с палицей, кто с кистенём.

– Тпру! Стоять! – один из неизвестных схватил конька Будивоя под уздцы. – Приехали!

– Кто такие?! – закричал Стрижак, крутясь на Чубарке. Управлять ей было неудобно без седла и узды. Будивой ему верёвку дал, которую ту вместо поводьев приспособил, но сейчас этого было мало. – Руки прочь! Я княжий окольничий! Перед князем ответите!

– Не горячись, боярин, не горячись. Давай миром дело решим. – Вперёд вышел человек явно купеческого звания. – Меня Доморадом зовут. Вреда я никому не хочу. Лишь своё забрать.

Он сделал шаг к возочку, глянул на спящую Милаву, потом повернулся к Стрижаку.

– Ты ж, боярин, не знаешь ничего, так я поясню. Невесту у меня схитили, я её по всему лесу искал, по болотам рыскал, аки зверь. Вот нашёл, – он указал на девушку.

– Будивой, – Стрижак не стал отвечать купцу сразу, – тут вот купчина заявляет, что дочери твоей жених.

Купец с неудовольствием скривился. Может, не знал, что на козлах сам отец сидит, то ли знал, но не считал это серьёзной помехой.

– Какой-такой жених? – Будивой встал во весь рост. – Ты, мил человек, медовухи перебродившей перепил? Не было ко мне от тебя сватов.

– У жены своей спроси! – заявил Доморад. – Мы с ней сговорились.

– Эво как! С каких это пор жена поперёд мужа дела решает? Нет уж. Хочешь свататься, так делай всё честь по чести. Как полагается.

Тут лицо купца и вовсе зелёными пятнами пошло. Одежда его была грязна и местами заляпана болотной тиной, видно, правду сказал, что по болоту ходил.

– Некогда мне тут лясы-то точить. Забирайте девицу, – отдал он приказ своим людям.

– Перед князем ответ не боишься держать? – спросил Стрижак.

– Да что мне князь? Есть ему дело до моей женитьбы?

– А вдруг есть? – вкрадчиво спросил Стрижак. – Может, до женитьбы дела и нет, а вот до самоуправства твоего очень даже найдётся. Брать жену без согласия – не по Прави.

– Очень даже по согласию, – Доморад подбоченился и снова скомандовал: – Забирайте.

Стрижак двинул коня, преграждая путь, но их было пятеро, а на обочине ещё трое стояло. Но тут Будивой хлестнул того, кто его конька держал, плеткой. Тот отскочил, лицо руками закрыл. Но вместо него другой подбежал, не пуская возок ехать, а третий Будивоя за свиту потянул, чтоб на землю скинуть. В это время на спину купцову человеку прилетело жердиной. Это Елеся на дне возка палку нашла и огрела. Тот повернулся и скорчил такую зверскую рожу, что девушка побледнела и отшатнулась. Убьёт ведь!

– Мне! Кидай мне! – Стрижак протянул руку, и Елеся догадалась, что надо сделать.

Орудуя жердиной, словно копьём, он разметал нападавших, но их всё равно было больше. Один падал, второй уже поднимался, а третий за ногу с коня тащил. Одолели его, повалили на землю, за руки, за ноги прижали. Стрижак уже видел, как к Милаве руки потянулись, зубами заскрипел. Но тут что-то произошло, кто-то одного из тех, кто его держал, вверх вздёрнул. Потом второго, а третьего Стрижак и сам отпихнул. Вскочил.

– Горыня! – тонко вскрикнула Елеся. – Горыня!

И точно, парень, с которым Стрижак Милаву искал, уже махал кулаками.

– Ах ты ж, стервец! – завопил Доморад и всё же обнажил меч. – Так ты не просто так ко мне в гребцы пошёл? Значит, ты девку из шатра выпустил, сбежать помог? Ну, вот я тебе сейчас уши пообрезаю!

Он кинулся на Горыню и, наверное, выполнил бы свою угрозу, но ему помешал Стрижак, ловко ткнул жердиной в живот. Доморад согнулся, но меч не выпустил. Пока он пытался продышаться, Горыня со Стрижаком и Будивоем его людей оттеснили и спинами к возку прижались. За ними Елеся пригнулась и поскуливала от страха.

Доморад выровнял дыхание, выпрямился, злой, как навий дух.

– Ну, всё. Хотел я по-хорошему дело решить. Всего-то навсего своё забрать. Теперь же дело иначе повернулось. Теперь придётся мне вас тут и положить всех. Ничего, мать-земля всех примет. И тебя, и тебя, и тебя, – он по очереди переводил взгляд с одного на второго, на третьего. – И тебя, красавица, тоже! – крикнул он Елесе.

– Совсем богов не боишься? – спросил Будивой, уже понимая, куда ветер дует. – Думаешь, простит тебя жена, если ты всех её родичей убьёшь?

– Да что-то крепко больно спит она, небось и не узнает, что случилось. А рассказать-то и некому, – и он рассмеялся, потом на Стрижака поглядел. – А гнева князя я не боюсь. Да ещё неизвестно, долго ли ему князем быть, – и он снова зашёлся смехом.

Ноздри у Стрижака раздулись, кулаки сжались, он примеривался, как кинется на купца, но понимал, что против меча не выдюжит. Были бы они один на один, так одолел бы, а пока у него аж семь помощников, враз завалят.

– Девицу хоть пощади! – крикнул Будивой, который, кажется, уже решил, что жизни срок пришёл.

– Не могу. Она ж болтать станет, а мне то не надобно.

Доморад отступил на шаг, подозвал к себе одного из своих людей.

– Держи, Вилюй! Кончайте их быстрее. А вы, – он махнул остальным, – помогайте, да торопитесь.

Глава 35. Клятвы и новые тайны

Стрижак смотрел на человека с мечом, который собирался сейчас убить их всех, и на остальных с тесаками и кистенями. Плохо дело. Ну, его-то с Горыней так просто не возьмешь; даже голыми руки́ми они отпор могут дать, а вот Будивою и дочери его не выжить.

– Чего медлишь, Вилюй? – прикрикнул Доморад. – Времени нет!

– Сам не хочешь руки марать? – спросил Стрижак, уже прикидывая, как бы ловчее меч у мужика отобрать. – А что так-то? Думаешь, если черное дело руками холопа сделать, боги не заметят?

– Боги далеко, авось не увидят, – ухмыльнулся Доморад. – Вилюй! Да чего застыл? Получишь награду, как обещано. Да чего вы, боитесь, что ли? Их же двое всего, да старик с девкой! – прикрикнул он на всех разом.

– Ты награду обещал за то, что девку найдем и яблоки её. А кровь проливать уговору не было, – глухо промолвил приказчик.

– Да я тебя! – Доморад шагнул было к нему, но Вилюй быстро развернулся и наставил на него меч.

– Стой, Доморад! Не буду я за твои яблоки бесчестье на свой род брать. Девица эта мне жизнь спасла, а теперь ты хочешь, чтобы я всю её семью порешил?

Стрижак медленно сделал шаг вперед, встал за спиной Вилюя.

– Дай меч, – тихо сказал он. – За твою честность князь пожалует.

Доморад открыл рот,