Интеграция - Анна Ледова
И если доводы Хетти – профессионального историка, между прочим! – звучали убедительно, то слепая и безосновательная ненависть к драконам у той же Кирен – нет. Ну, просто малышку так воспитали. У неё же там в предках героиня Пылающей Бойни – великая Тавола Бэртель, сокрушительница драконов… Блин. Не у неё. У них обоих.
После приёма Хетти была очень убедительна и в другом: что не все женщины готовы падать к ногам дролечки. Может, и Рим наконец придёт в себя. Не, ну как можно сохнуть по бабнику, который весь вечер ухлёстывал за Хайтвер на глазах у всех?
Разминая спину довольной и расслабленной Хетти, Кэл обратил внимание на замысловатый золотой узор на пояснице, почти невидимый на загорелой коже.
– Слушай, какая у тебя татуха прикольная… Почему раньше не замечал? – Сложно было продолжать называть Хетти на «вы» после того, как за несколько тайных встреч на её теле не осталось неизведанных мест. – А что это за пигмент такой золотистый? С фотосенсибилизатором, что ли? Ну, проявляется, если…
– Да лет пять уже такие делают, – мурлыкнула Хетти, млея от массажа. – Термочувствительная. Её видно, когда кожа достаточно разогрета.
– Хренасе, не знал, что такие бывают… Но смотрится круто. Блин, реально как магическая метка, – заржал Кэл. – Жаль, что ты сама не магичка. Слу-ушай… Ты же историк. А ты генеалогию свою не изучала? Ну, мало ли, вдруг у тебя до Тёмного века тоже были маги в предках. Вот было бы круто, если бы и тебе её можно было вернуть…
– О, это вряд ли, – тихо засмеялась Хетти. – Да и у тебя случай, насколько я понимаю, уникальный.
– А, блин, ну да. У меня-то из-за грёбаной заколочки вся эта фигня проснулась… А для всех, кто не из нашего рода, она бесполезна…
– Артефакт Бэртелей? – она лениво перевернулась на спину и переместила ладонь Кэла себе на грудь. Очень упругую крепкую грудь. – Это с помощью него провели ритуал изгнания?
– А?.. Что ты спросила?.. – грудь под его рукой призывно затвердела, и мысли путались. – А, так ты в курсе… Кири рассказала? Ну да, Тойтс… Это из-за него я теперь типа глава рода Бэртелей, вот радость-то… Там их штук пять было, Рим рассказывала… Типа Драконьи Слёзы, Драконья Кровь… И какой-то самый главный, который вроде как всю драконью силу в себя вобрал – Драккхарт, что ли… О-оо, ч-чёрт, Хетти…
Боже, что она вытворяла своими тонкими пальчиками! Дыхание перехватывало.
– Сочувствую, милый, это такая ответственность… – прошептала она на ухо, прежде исследовав его горячим язычком. – А уж как, наверное, не повезло тому, кто хранит Драконье Сердце…
– Да хрен там – «не повезло»… Мортестига, блин, танком не задавишь… – простонал Кэл, прежде чем способность связно выражать мысли окончательно пропала, уступив место сводящим с ума ощущениям.
Кэл после ещё засомневался, стоило ли это говорить, но к утру разговор окончательно выветрился из памяти.
Римми
Дом, почти десять лет простоявший запертым, был именно таким, каким его помнила Римми. Со скрипучими половицами под лестницей, не раз предававшими Римми в её шалостях. С подпалённым краешком ковра в гостиной – это тоже Римми постаралась. С зарубками на дубовом косяке в столовой. С тяжёлыми сундуками в дальней комнате, в которых хранились пахнущие незнакомыми травами меха и постельное бельё с тонкой вышивкой – приданое покойной мамы. В народе альзари женщины были мягкие, покладистые, и все сплошь рукодельницы. А вот Римми учить рукоделию было некому. Папенька эти вещи трогать не разрешал, но Римми в детстве всё равно тайком забиралась в сундуки и зарывалась в душные шубы.
Всё такое родное… В этом доме она родилась и выросла. А когда из него пришлось съехать, ещё год прибегала сюда, на Хельдзааг, и ревниво высматривала: не заехали ли новые хозяева? Не спит ли в её комнате чужая девочка? Уж девчонку-то она запросто отлупит, чтоб неповадно было!
Но дом, к счастью, так и простоял нетронутый. То ли банк, которому он отошёл за долги, забыл его на аукцион выставить, то ли желающих не нашлось. И то сказать – кто захочет жить в доме, где родилось и умерло не одно поколение вей Дьечи, потомственных магов? В таких домах сила рода пропитывает сами стены, а порой даже воплощается в духе-хранителе. В настоящем защитнике семейства, не то что эти бесполезныеголограммы, как у Кэла и Анники. Вред он, конечно, причинить не может, но жизнь чужаку, вздумавшему здесь поселиться, попортит основательно. Будут лопаться трубы, камин откажется разгораться. Окна сами по себе начнут хлопать в безветренную погоду, а двери либо пропадать, либо оказываться запертыми, причём ни один ключ к ним больше не подойдёт. Так что дураков жить в чужих родовых домах нет.
Собственная детская комната показалась такой маленькой… Да ещё эти глупые старые куклы. И детские альбомы Римми. И кукольный сервиз. И облезлая плюшевая мангаста всё с тем же одним глазом-пуговицей – вторую Римми оторвала, когда нечем было запулить в соседнего мальчишку на улице… Вот при виде пуговицы и накрыло. Римми окончательно захлестнули эмоции и она бросилась на узкую кроватку, всхлипывая. Как же она скучала по родному дому!
И как же хорошо и беззаботно здесь когда-то жилось… Это с внезапным переездом в домишко на окраине Эбендорфа пришлось резко повзрослеть. Научиться готовить, ибо прислуги больше не было. Стирать. Продавать тайком папины артефакты – он постоянно что-то изобретал походя в своей лаборатории. А Римми тогда и пятнадцати не было. Потом три года отбиваться от «заботы» тётушки. И поступить назло ей в университет, чтобы поумерила свои матримониальные планы на племянницу.
М-да, глупо получилось. Выпрыгнула из высокого мобиля, едва въехали в столицу, не дослушав нейра. Долго ломилась в запертый домишко, пока соседка-пекарша не сказала, что господин вей Дьечи уже два с лишним месяца как съехал.
