Поцелуй сирены и первобытные хищники - Елена М. Рейес

— Я не хочу причинять ей боль, король Атлас. Я просто хочу свою пару.

— И ты получишь меня, детка. Только сначала помоги мне оплодотворить это маленькое отродье.

22

НЕРИССА

Дни расплываются. Или, может быть, прошла неделя.

Я вообще перестала считать.

Время тянется в тишине моей недавно позолоченной клетки, как слишком туго натянутая лента, и каждый час тяжестью давит мне на ребра. Тридцать, сорок… это не имеет значения, когда моя щека все еще болит в том месте, куда меня ударили руки моего дедушки, и Орион ответил на это своей маленькой местью. Потому что маски сняты. Не нужно притворяться хорошим парнем, когда ключ от королевства заперт в пресловутой клетке.

Синяки со временем темнеют и исчезают, но это внутренняя боль разрывает меня на части.

— Мне не следовало убегать от него, — говорю я в открытую комнату.

Это прекрасная камера, надо отдать им должное. Благодаря жемчужным вставкам, мягкому постельному белью из морского шелка и отделке полированным камнем комната светлая и просторная, с изысканной атмосферой. Они заботятся о внешнем виде и пренебрегают всем остальным. Справа есть небольшая столовая, где меня ждут тарелки с запеченным хлебом из морских водорослей и крекерами из ламинарии, а слева — дамская комната. Больше ничего, кроме кровати, и ничего, представляющего развлекательную ценность, не было убрано, чтобы помочь мне задуматься о своих проступках.

Я осторожно перебираюсь с кровати на стул, не желая быть застигнутой врасплох Орионом, который должен прийти в гости. Его ежедневная лекция, и сегодня я ударю его камнем по голове, если он попытается поцеловать меня снова.

Вчера генерал загнал меня в угол в дамской комнате, пока я расчесывала волосы, и заработал пощечину, после чего моя богато украшенная щетка ударила его по вискам. Ему это не понравилось, и он дал мне пощечину, усугубив мои синяки, что, я уверена, сделало его счастливым. Потому что я узнала, что мужское эго — хрупкая вещь, и одно слово может повергнуть его в штопор отчаяния.

Обвинение жертвы. Оправдания агрессора.

Резко выдыхая через нос, я пытаюсь успокоиться перед началом допроса. Мои пальцы сжимают камень, спрятанный под платьем, единственное оружие, которое у меня есть, чтобы защитить себя, и я сама заточила его о полированный каменный стол.

Его ножки повреждены ровно настолько, чтобы их можно было увидеть, только если хорошенько на них посмотреть, а их нет.

Генерал Орион скользит в комнату ровно в два часа дня, накладывая еще одну тарелку крекеров, прежде чем повернуться и смерить меня взглядом. Иногда он вежлив. Иногда не очень. Сегодня я могу сказать, что будет последнее.

— Где камень, Нерисса?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отвечаю я ровным голосом. Лицо спокойное. Мои глаза твердо встречаются с его, и я отказываюсь вздрагивать. — Возможно, ты захочешь быть более конкретным.

От него исходит раздражение; он хлопает рукой по столу, сбрасывая весь недоеденный хлеб и крекеры на пол. Его игра в насмешки тоже сильна.

— Это не игра, принцесса. Где, черт возьми, Кордис Люкс? Твоя бабушка…

— Поправка: мой дедушка. Уточни факты.

Тишина, которая следует за этим, густая, удушающая, и я позволяю ей окутать меня, как знакомому плащу. Меня это не беспокоит. Недели всего этого, и я перестала считать. Ни хрена себе.

— Приходи ко мне, когда у тебя будет лучшая подача, потому что прямо сейчас все, что ты делаешь — это выводишь меня из себя, Орион. Хоть раз будь мужчиной, будь честен и скажи мне, для чего тебе он нужен. Чего на самом деле добивается наш король.

— Со мной было бы не так больно. Будь по-твоему.

Он выходит из комнаты, и меня снова окутывает тишина. Я думаю о Кае и своих ошибках, о том, насколько счастливее я могла бы быть, если бы заговорила и попросила о помощи. Боль в моем теле — постоянное напоминание о разлуке. Особенно когда я отказываюсь разделять с ним сны. В наших снах он видит меня такой, какая я есть, и я не хочу волновать его больше, чем уже.

Потому что я знаю, что отразится на моем лице.

Быть без своей пары — это необычно и влечет за собой физические последствия; Мне больно.

Болит моя душа. Мое тело. Мое сердце.

Как могла бабушка жить так так долго?

Месяцы разлуки, и для меня это похоже на смерть, в то время как она мирилась с этим более века. Она играла мученицу, и ради чего? В конце концов, она все еще несчастна без Эфраима. Моя мать поняла бы это и никогда не держала зла на свою мать, так как она не верила в святость союза по расчету.

Политические союзы на основе брака являются позором, если только обе стороны не овдовели.

Он не забыл меня.

Шепот, который, я знаю, правдив. Я кое-что слышала. Вода несет в себе секреты, подобные священному шепоту; они распространяются далеко и всегда достигают аудитории, и, поскольку мне больше нечем заняться, я превратила слушание в искусство. Днем, если я возьму стул и подтащу его к единственному маленькому окну в комнате, такому маленькому, что я никогда не смогу выплыть, и буду ждать…

Начинаются сплетни.

С рынков. От служащих дворца.

Я все это слышу, и мой альфа был занят моими поисками. Уничтожая все на своем пути, включая территории, принадлежащие вампирам. Стада освобождаются, а загоны сжигаются дотла, всего на данный момент их три.

Я горжусь им за это.

Мысль, которая исчезает, когда появляется Найя. Она выглядит хрупкой, измученной собственными битвами, но зоркой, как всегда. Все еще пытающаяся читать меня, как открытую книгу, проблема в том, что я уже не та девушка, которую она знала пару месяцев назад.

— Ты… Боги, Нери. Они забрали тебя, — шепчет она, и я не совсем уверена, о ком она говорит. Кто такие «они»? Потому что с того места, где я сижу, она — часть этого беспорядка.

— Угу. — Мой голос безжизненный и усталый, но уверенный. — Я здесь.

Найя тяжело сглатывает, и ее глаза становятся стеклянными.

— Мне жаль, Нери. Чертовски жаль.

— И все же ты помогла им? Обвиняю? ДА. Я собираюсь извиняться за это? Ни в коем случае.

— Ты не понимаешь… Он… твою мать! — Она тяжело сглатывает, проводя рукой по своему усталому лицу. — Орион