Без ума от истребителя - Эли Хейзелвуд

— Похоже? — Его глаза, которые кажутся почти карими в полумраке, сузились. — Мы не знакомы?

Зачем я ввязалась в этот разговор? Ах, да. Он меня спас. Я здесь застряла. Вот такие дела.

— Мы деловые партнёры, — отвечаю я, довольная тем, что это звучит гораздо лучше, чем честное: «заклятые враги, но исключительно по долгу службы».

— Деловые партнёры, — повторяет он, скептически.

— Да. По работе.

Он смотрит на меня, не убеждённый.

— И наша работа заключается в…

— Ну, знаешь. То да сё. Ну всякое, — Я пожимаю плечами, в надежде, что он сочтёт, будто мы развозим заказы, и прекратит расспросы. Но ожидать, что тип, который охотился за мной последние тысячу лет, просто оставит эту тему, было глупо. Он отталкивается от стены и придвигается ближе, настолько, что его жар обволакивает меня. Возможно, у истребителей есть силы, о которых я не знала, потому что, когда его взгляд впивается в мой, я не в силах отвернуться.

— Почему мне кажется, что ты мне врёшь?

Да твою ж.

— Потому что ты стукнулся головой, и твоё восприятие нарушено?

— Не-а, — отвечает он низким голосом. — Дело не в этом.

— Без обид, но тот, кому нужно заглянуть себе в трусы, чтобы узнать обрезан он или нет, вряд ли может похвастаться инстинктами, когда дело доходит до…

— Как тебя зовут? — спросил он придвигаясь ещё ближе.

Я могла бы назваться как угодно. Жанна д'Арк. Дуэйн «Скала» Джонсон. Фиона из «Шрека». Но, увы, бессмертие сделало меня скучной, и я говорю:

— Можешь звать меня Этель. — Так я представляюсь, когда некоторые придурки не настаивают на моем полном, устаревшем имени.

— Этель. Красивое имя, — говорит он одобрительно кивая, но по тону ясно, что он не постесняется искромсать что-то красивое. Он протягивает руку, хватает прядь моих волос и вертит её между пальцами. — Какого они цвета?

Я сглатываю. — Эм… клубничный блонд?

— Клубничный блонд, — повторяет он, и, несмотря на то, что он не добавил снова «красиво», я будто услышала это. После чего он продолжает. — Этель, с той секунды, как я пришёл в сознание, я был предельно бдителен к своему окружению. Возможно, даже излишне бдителен, если ты понимаешь, о чём я.

— Сомневаюсь, что понимаю.

— Нет? Что ж, я знаю, сколько здесь выходов и вентиляционных люков, и могу без труда нарисовать чертёж этого здания. Я считал проезжающие машины, могу назвать твой вес и возраст с точностью до десятой, и чувствую, что у меня при себе не менее семи видов оружия, скрытых в стратегических местах, в то время как ты так неумело спрятала один-единственный кинжал за спиной. А ещё с лёгкостью воссоздам последовательность ударов и расположение тел, которые привели к такому, — тыльной стороной руки он касается моей скулы, едва ощутимое прикосновение, от которого я отпрянула и вздрогнула, — специфическому расположению синяков на твоей коже. Мне кажется, что такая степень ситуационной осведомлённости нетипична для помощника юриста, так что… в чём заключается наша работа, Этель?

Я сглатываю. Мне бы оттолкнуть его руку, но я застыла, не в состоянии вспомнить, когда в последний раз кто-то добровольно прикасался ко мне, не пытаясь навредить.

— Этель? — требует он, убрав наконец-то руку. Пристально смотрит, ожидая правды.

Правды, которую я не могу ему дать.

Твоя работа — твоё единственное предназначение, причина, по которой тебе даровано бессмертие, причина, по которой тебя научили всему, что ты упомянул, — убивать таких, как я.

А моя работа — убегать от тебя.

Как можешь легко догадаться, это делает нас врагами, тем более что ты не привык работать спустя рукава. Более того, ты настолько сильно жаждешь меня убить, что помешал другому самому удостоиться этой чести.

Честно? Я восхищаюсь твоей преданностью делу.

Ага. Не прокатит.

— Я что, преступник? — спрашивает он, явно заинтригованный такой возможностью. — Ты поэтому мне чего-то не договариваешь?

— Что? Нет. Нет, не преступник. Ты всего лишь… — Я перебираю варианты в голове. — Мудак.

Он хмыкает. — Пощади немощного.

— Ну тогда ты немощный мудак, так что…

— Я не мудак.

— Извините? Мне-то уж лучше знать.

— Почему я мудак? — теперь он хмурый.

— По нескольким причинам.

— И каким же?

— Ты… — Буквально убийца вампиров. — Просто потому.

— Ты не назвала ни одной причины.

Я тяжело вздыхаю.

— Ты носишь солнцезащитные очки в помещении, вот тебе причина.

Он мгновенно меняется в лице, задетый. Глава мафии? Нормально. Мерзавец? Это уже перебор.

— Правда?

— Вообще-то нет, — говорю я, немного раскаиваясь. — Я даже не знаю, есть ли они у тебя. Но мы с тобой… не особо ладим.

Он издаёт короткий насмешливый смешок.

— Ну да.

— Я не шучу. Мы заклятые враги.

— Нет, это не так.

Я хмурюсь.

— Почему ты мне не веришь? Мы же терпеть друг друга не можем.

— Возможно, ты и не можешь, потому что я явно… — Он внезапно замолкает. Качает головой. Заявляет, будто его слова имеют решающую силу: — Мы не заклятые враги. Я не хочу враждовать с тобой.

— Сказал истребитель, — бормочу я с горечью, и когда его глаза округляются, мне хочется дать себе подзатыльник.

— Истребитель, — повторяет он еле слышно. Я усиливаю хватку кинжала, ожидая… не знаю. Что он вспомнит. Или нападёт. Но точно не: — Ты имеешь в виду дезинсектор? От насекомых?

Мои плечи поникли от облегчения.

— Да. Точно.

— И мы «заклятые враги», — он не скрывает сарказма в своём тоне, — потому что… что? Я не смог вывести у тебя клопов?

Я и есть клоп, Лазло.

— Это просто в нашей природе. Потому что я работаю… э… энтомологом.

— Кем?

Всё складывается неожиданно хорошо.

— Ты ист… дезинсектор, а я — учёный, изучающий насекомых. Как ты можешь себе представить, моя работа несовместима с твоей. Ты убиваешь насекомых. А я сохраняю их в живых. — Разве энтомологи и правда ненавидят службу по борьбе с вредителями? Сомневаюсь. Да и какая разница. — Конфликт интересов.

Очевидно, травма головы играет мне на руку, потому что Лазло спрашивает:

— Так мы здесь из-за вредителей?

Я энергично киваю.

— Ты выполнял заказ. Я попыталась остановить тебя. Мы оба споткнулись, вот почему ты упал, а у меня… — я указываю на синяк, — вот это.

На его лице написано: «Ты же знаешь, что это полный бред, да?». Но Лазло, не став обвинять меня во лжи, говорит:

— Ладно. Пусть будет так. Пошли. — И с завидной проворностью поднимается на ноги. — Доктор поможет мне всё это вспомнить.

То, что ты явно выдумала, он не озвучивает.

— Согласна.