Варрэн-Лин: Узы Стаи - Юна Ариманта
Его руки заскользили от ее колен по бедрам вверх, сдвигая подол сорочки к талии. Динка, не разрывая поцелуя, приподнялась, помогая ему отодвинуть мешающуюся одежду, а он обхватил ее бедра и потянул вниз, на себя. Влажная бархатистая головка его члена мягко заскользила по ее бутончику, раздвигая лепестки и лаская чувствительную кожу.
— М-м-м, — Динка сдавленно застонала ему в губы, раскрывая бедра для его ласки, и он ответил ей тихим стоном. Она, часто дыша, запрокинула голову, и он заскользил языком от подбородка вниз по шее к ямке между ключицами.
Динка медленно вращала бедрами, ощущая, как его член скользит по ее чувствительной плоти и изнемогая от интимности и неторопливости этой ласки. А он, обхватив руками обе ее груди, целовал по очереди соски, едва касаясь губами. Невесомые прикосновения его губ к набухшим и затвердевшим вершинкам груди вызывали острое покалывающее удовольствие, разрядами разбегавшееся по телу. Желание обладать им стремительно нарастало, но Динка умышленно не торопилась, продлевая удовольствие им обоим.
— Динка, девочка моя, — застонал Хоегард, и Динка ощутила, как его бедра нетерпеливо подрагивают. Он жадно впился губами в ее грудь, посасывая и теребя языком сосок, а его руки легли на талию и надавили, вынуждая опуститься вниз, на него. Помогая себе рукой направить его член в горячее влажное лоно, Динка не стала сопротивляться его желанию и позволила ему плавно войти в нее на всю глубину.
— Ах! — сильное глубокое наслаждение наполнило ее до краев, и Динка задвигалась в древнем танце жизни, увлекая своего мужчину в омут чувственного наслаждения.
Его ладони все еще сжимали ее талию, но Динка перехватила его за запястья и закинула его руки ему за голову, удерживая их сведенными вместе и наклоняясь к его лицу, чтоб в полутьме пещеры лучше видеть его полуприкрытые глаза, закушенную губу, искаженное судорогой наслаждения красивое лицо. Он двигалась медленно, плавно опускаясь и приподнимаясь, смакуя каждый миг их близости, наслаждаясь каждым его стоном. Сжимая до побелевших костяшек запястья его закинутых за голову рук, Динка сходила с ума от любви к распростертому под ней мужчине, от своей власти над ним, от его желания, которое сквозило в каждом его взгляде, пробегало дрожью по его телу, срывалось с губ хриплым дыханием.
— Динка-Динка, пожалуйста… — умолял он, толкаясь бедрами ей навстречу и пытаясь ускорить желанную разрядку. Но Динка не хотела, чтобы это чувственное безумие закончилось слишком быстро. Она сжала его бедра своими и, слившись с ним до предела, замерла, тяжело дыша.
— Динка-а-а, — громко застонал он, выгибаясь и отчаянно желая большего. И она сжала его внутри себя, как когда-то в лодке. И, склонившись над ним, коснулась губами его приоткрытых губ, ловя ртом срывающееся с них горячее дыхание.
— Еще! Прошу тебя... — его стоны пьянили, и Динка пила их с его губ, словно вино. Она растягивала удовольствие, не позволяя ему кончить. Сжимала его внутри себя, наслаждаясь ярким ощущением его проникновения. Плотно обхватывала его член своим телом, чувствуя каждый его дюйм.
— О-о-о, — Динка чуть приподнялась и опустилась обратно, глубоко принимая его в себя и ощущая, как его член сладко запульсировал внутри, изливая в нее семя.
Хоегард расслабился под ней, разметав по шкуре длинные волосы, в неровных отсветах костра отливающие золотом. Динка осторожно убрала с его вспотевшего лба прилипшую прядку. Хоегард открыл глаза и задумчиво посмотрел на нее снизу вверх.
— Позволь я тоже сделаю тебе хорошо, — прошептал он. Но Динка с улыбкой покачала головой.
— Ты сделаешь мне хорошо, если быстрее поправишься. Я не могу смотреть, как ты болеешь, — прошептала она, закрывая ладонью ему рот и не принимая никаких возражений.
— Сейчас ты будешь спать и восстанавливать свои силы, чтобы завтра, когда мы отправимся к черным, ты был полностью здоров, — строго сказала она.
Хоегард с готовностью кивнул. Было видно, что вспышка страсти далась ему нелегко, и сейчас его глаза устало закрывались.
Динка соскользнула с его обмякшего члена и собиралась выйти, чтобы не мешать ему спать, но Хоегард поймал ее за щиколотку.
— Не уходи! Побудь со мной еще немного, — попросил он, заплетающимся языком. Динка рассмеялась, глядя на его жалобное лицо.
— Сейчас скажу парням, что мы закончили, и вернусь, — пообещала она, одергивая подол сорочки и завязывая на груди шнурок.
— Хорошо… — пробормотал он, закрывая глаза. — Только обязательно возвращайся…
Динка осторожно высвободила ногу из его пальцев и босыми ногами по пушистым шкурам бесшумно подбежала к выходу из пещеры. Тирсвада поблизости не было. А Дайм и Шторос сидели у самого входа рядышком, прислонившись спинами к скале. Динка встретилась глазами с Даймом. Говорить что-либо не было нужды. Чем больше они были вместе, тем лучше понимали друг друга почти без слов.
Она вернулась в пещеру, не столько слыша, сколько шестым чувством ощущая тихие шаги идущих за ней мужчин. Лишь Тирсвад куда-то убежал. Динка была уверена, что он просто не мог вынести того, что где-то рядом она занимается любовью с другим. Странные между ними все-таки сложились отношения.
Несмотря на то, что ее многократно убеждали в том, что принадлежать нескольким мужчинам одной женщине нормально, Динка раз за разом замечала проявления взаимной ревности. Все-таки каждый из них был в глубине души собственником и хоть раз да мечтал избавиться от соперников, владеющих ее вниманием. Однако они продолжали непринужденно общаться между собой, подшучивать друг над другом, дурачиться вместе и даже спать в обнимку несмотря на то, что в своем мире не было больше необходимости держаться друг за друга. Даже не так, избавившись от соперников, каждому из них проще было бы вернуться в свое племя, даже если бы он привел с собой Варрэн-Лин другого цвета.
Но, несмотря на это, Шторос, рискуя жизнью и наплевав на признание соплеменников, вел их прочь от своего дома, где они оказались в положении пленников. Дайм нес на спине обессиленного ядом и ранами Хоегарда. Тирсвад варил жаркое на всех и следил, чтобы каждому досталось достаточно вкусной и питательной еды. А Хоегард сладко спал, восстанавливая силы и безоговорочно доверившись их заботе.
Сейчас они были больше, чем стая диких зверей,