Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

Харольд Роббинс

СОЧИНЕНИЯ

1 том

ТОРГОВЦЫ МЕЧТАМИ

1938. ПОНЕДЕЛЬНИК

Я вылез из такси на Рокфеллер Плаза. Даже для марта этот день был ветреным. Пока я расплачивался, ветер вовсю трепал полы пальто. Я подал таксисту доллар и отказался от сдачи. Он начал рассыпаться в благодарностях — счетчик показывал всего лишь тридцать центов. Такси отъехало. В здание я вошел не сразу, решил несколько минут подышать свежим воздухом. Хотя на углу находилась автобусная остановка, воздух еще не успел пропахнуть бензином в такую рань. Давно, пожалуй, я не чувствовал себя настолько хорошо.

Пойдя в здание, я по обыкновению купил «Таймс» в киоске рядом со входом в банк Чейза и поднялся по ступенькам в сводчатый холл, ведущий в парикмахерскую.

«Де Земмлер» являлся для парикмахеров тем же, чем «Тиффани» — для ювелиров. Только я приблизился к двери, она распахнулась, словно по волшебству. Дверь мне открыл маленький коренастый итальянец, на смуглом лице которого блестели огромные белые зубы.

— Доброе утро, мистер Эдж, — поздоровался он. — Что-то сегодня вы рановато.

Прежде чем ответить, я машинально взглянул на часы. Действительно рановато — только десять часов.

— Да, Джо, — ответил я, протягивая пальто. — Рокко уже пришел?

— Конечно, мистер Эдж, — улыбнулся итальянец. — Переодевается. Через минуту он будет готов.

Я положил на стойку газету, снял с себя пиджак, галстук и подал Джо.

Из служебной комнаты вышел Рокко и направился к своему рабочему креслу. Джо незаметно подал ему сигнал. Рокко взглянул на меня и улыбнулся.

— Рокко готов, мистер Эдж, — объявил Джо. Затем повернулся к Рокко и крикнул: — О’кей, номер семь.

Я взял газету и подошел к креслу, около которого стоял улыбающийся парикмахер. Он накрыл меня простыней, засунул за воротник несколько «клинексов» и сказал:

— Рано ты сегодня, Джонни.

— Угу, — улыбнулся я.

— У тебя сегодня большое событие, Джонни. Наверное, всю ночь не спал?

— Верно, — по-прежнему улыбаясь, ответил я. — Так и не сомкнул глаз.

Он начал мыть руки над умывальником, находящимся перед креслом. Оглянувшись на меня, заметил:

— Я бы, наверное, тоже не заснул, если бы получил работу, за которую платят штуку в неделю.

— Полторы, Рок, — громко рассмеялся я. — Ты немного ошибся.

— Подумаешь! Что значат пять кусков в неделю, когда получаешь такие бабки? — Он вытер полотенцем руки. — Деньги на карманные расходы!

— Опять ошибаешься, Рок. Когда забираешься на такую высоту, деньги отходят на второй план. Главным становится престиж.

Он достал из кармана ножницы и начал подравнивать мне волосы.

— Престиж похож на откормленное брюхо. Сразу видно, что у его владельца все о’кей. Но люди все равно втайне стыдятся его. Тебе тоже иногда будет хотеться стать худым, как раньше.

— Ерунда, Рок. На мне это брюхо будет смотреться отлично.

Он промолчал, продолжая работать ножницами. Я развернул газету. На первой странице скучные новости. Листал ее до тех пор, пока не нашел то, что мне было нужно. Как и следовало ожидать, сообщение оказалось в разделе искусства. «Джон Эдж назначен президентом „Магнум Пикчерс“». За заголовком следовала обычная болтовня о кинокомпании и обо мне. Я слегка нахмурился — газетчики не прошли мимо моего развода с Далси Уоррен, знаменитой актрисой.

Рокко заглянул в газету через мое плечо.

— Придется заводить папку для газетных вырезок, Джонни? Теперь ты большая шишка.

Мне не очень понравился его юмор. Он будто забрался в мой мозг и заглянул в мои мысли. Я попытался не злиться и слабо улыбнулся.

— Не смеши меня, Рок. Я все тот же. Правда, у меня сейчас другая работа, но она ничего во мне не изменит.

— Не изменит? — фыркнул парикмахер. — Ты бы видел себя со стороны, когда входил в парикмахерскую. Вылитый Рокфеллер!

Я начал злиться. Поднял руку, посмотрел на ногти и попросил:

— Позови маникюршу.

Девушка быстро подошла. Она взяла мою руку и принялась обрабатывать ногти. Рокко наклонил кресло чуть назад и начал покрывать мое лицо пеной. Читать стало невозможно, и я бросил газету на пол.

Меня обработали по высшему разряду — побрили, вымыли голову шампунем, сделали маникюр. Когда я встал, ко мне бросился Джо с пиджаком и галстуком. Став перед зеркалом, я с первой же попытки завязал неплохой узел. Потом протянул Рокко пятидолларовую купюру.

Он спрятал ее в карман с таким видом, будто делал мне одолжение. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, затем он поинтересовался:

— Старик уже звонил? Что он думает по поводу твоей новой работы?

— Мне наплевать на него и на то, что он думает, — резко ответил я.

— Так нельзя, Джонни, — мягко покачал головой парикмахер. — Он отличный мужик, даже несмотря на то, что слегка надул тебя. Он всегда относился к тебе, как к сыну.

— Это однако не помешало ему надуть меня! — запальчиво воскликнул я.

— Не помешало, — негромко согласился Рокко. — Ну и что из этого? Он старик, он был болен, устал, попал в отчаянное положение и знал, что разорился. — Парикмахер на секунду замолчал, чтобы дать мне прикурить. Когда он вновь заговорил, его лицо приблизилось к моему. — Он озлобился на весь свет, немного спятил и выместил всю горечь на тебе. Ну и что, Джонни? Все равно ты не можешь просто взять и забыть тридцать лет своей жизни! Ты не можешь вычеркнуть их, словно их не было!

Я заглянул ему в лицо. В мягких карих глазах светилось сочувствие, почти жалость. Я хотел ответить, но промолчал, надел пиджак, перекинул пальто через руку и вышел из парикмахерской.

В здании уже толпились туристы в ожидании какого-нибудь гида, который бы повел их по этажам. Как и тридцать лет назад, на лицах этих простаков застыла глупая серьезность и ожидание чего-то необычного. У всех слегка приоткрыты рты, словно через них можно было что-то увидеть.

Эскалатор доставил меня на второй этаж, на котором находились лифты. Лифтер молча нажал кнопку тридцать второго этажа.

— Доброе утро, мистер Эдж.

— Доброе утро.

Двери закрылись. Скоростной лифт рванул вверх, и у меня захватило дух. На тридцать втором этаже лифт остановился.

Девушка, сидящая за столом в холле, улыбнулась мне.

— Доброе утро, мистер Эдж.

— Доброе утро, Мона. — Я завернул за угол и направился по коридору, покрытому ковровой дорожкой, к моему новому кабинету. Раньше в нем сидел он, но сейчас на двери уже висела