Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

Хейвен, кажется, считывает мой внутренний раздрай.

— Играть с Кроносом всё равно лучше, чем играть одной. С этим согласны все?

Всем становится как-то неловко. Гермес чешет затылок, кривится:

— Ну… нет. Лучшее — это вообще не пускать тебя в лабиринт.

Подача на серебряном блюде.

— Ах да? И кого тогда? Хейвен, у тебя есть ещё дорогие сердцу родственники, которых мы можем заманить туда обманом?

Гермес закатывает глаза:

— Я не это имел в виду.

— Да что ты? — наблюдать его мучения мне — одно удовольствие. — Всегда можно позвать на помощь Аполлона. Он у нас спец.

Аполлон и Хайдес вздрагивают одновременно. Зевс вскакивает, выставляет ладонь, челюсть сжата; бронзовые пряди ловят отблески салюта:

— Мой брат идиот. Игнорируйте, прошу.

— Мы тоже за, — добавляет Гера, указывая на себя и Посейдона.

Молчание. Напряжение лезвием режет.

И тут что-то меняется. Я не сразу улавливаю. Ищу разноцветные глаза — и не нахожу. Хейвен ушла. Не знаю когда и как — и Хайдес не заметил, — но её уже нет.

Ловлю взгляд Лиама — он кивает на пляж ниже, ответ на мои вопросы. Пока остальные не спохватились, я бесшумно отодвигаю стул. Хайдес, Гермес и Аполлон шепчутся у балконной решётки. Во мне поднимается чувство, редкое как затмение.

Жалость. Или нежность? Нет, всё-таки жалость. Слишком уж видно, как братья Лайвли держатся за Хейвен.

Они — ком нервов, все трое. И это из-за меня, моих братцев и плана, который мы ей подсунули. Хотя «вина» — слово неподходящее. Скорее — «заслуга». И пока они обливаются холодным потом, боясь её потерять, я доволен. Доволен тем, что у нас есть человек, способный попробовать снести Кроноса.

Боги, может, я и правда слишком бесчувственный. Ладно. Схожу к Коэн и скажу что-нибудь поддерживающее, чтобы не выглядеть черствым. Что-то вроде: «Разнеси их, Коэн». Или: «Смотри не сдохни — хотя не сдохнешь, ты крепкая. В худшем случае — пару костей сломаешь».

Уже лучше.

Я скольжу в темноту к боковой лестнице. С разбега спрыгиваю и оказываюсь на песке. Хейвен идёт метрах в десяти, босиком, медная коса качается у неё за спиной.

— Коэн! — ору, чтобы перекричать новогодние залпы.

Она замирает. Оборачивается в три четверти:

— О нет, только тебя и не хватало. Чего надо?

И снова идёт. Я, наоборот, останавливаюсь, нахмурившись:

— Не слишком ли мило ты разговариваешь с единственным, кто в тебя хоть немного верит?

— Не слишком ли мило тебе об этом напоминать?! — машет рукой, мол, отстань и катись. — Не важно. Уйди.

У меня на губах играет ухмылка. Когда она «колется» и гонит меня — меня тянет быть рядом ещё сильнее. Пара широких шагов — и я с ней наравне; она слышит, но не отталкивает и не просит оставить её одну.

Дует ледяной ветер, серые тучи загоняют небо в тень. Луна пока спасена. Светит ярче всех.

— Погодка огонь, да?

Хейвен косится на меня.

— В общем, — откашливаюсь, — забей на этих мрачных чокнутых наверху. Чтобы что-то получилось, не обязательно, чтобы кто-то в тебя верил. Главное — чтобы ты верила.

Она тут же грустнеет. Браво, Арес. Я бы отыгрался пошлым анекдотом про секс, но не уверен, что станет лучше.

— Ты веришь. Почему? Почему он — нет? — слова срываются у неё пулемётом. — Он говорит, что любит и хочет меня защищать, и я это ценю. Но я хочу, чтобы он меня подбадривал. Чтобы помогал. Ты был прав. Мне нужно доверять другим. Я готова слушать ваши советы.

— Хайдес… — начинаю. Нет, не выйдет оправдывать. Хочется согласиться с ней и добавить, что он конченый придурок. — …не такой, как мы с тобой. Как и остальные. Мы — импульсивные. Нас ведут эмоции. Коэн, мы с тобой настолько хаотичные, что могли бы зайти в лабиринт прямо сейчас.

Сравнение ей не очень нравится, но на губах мелькает улыбка. Наконец она заправляет прядь за ухо. Я таращусь, пальцы сами дёргаются вдоль бедра.

— Хайдес всегда называл свою жизнь и место, где живёт, — Адом, — шепчет Хейвен. — Тот лабиринт — его Ад. — Смотрит на меня. — А ты хочешь, чтобы я туда вошла. Почему?

Мну паузу. Решаю: говорить правду или соврать, как обычно? Выбираю первое. Сам не знаю почему. Может, потому что Коэн вызывает жалость. А может, потому что смотрит так, что деваться некуда.

— Он хочет держать тебя подальше от Ада, да. Он так боится, что ты поранишься, что не слушает маленький голос в голове, который шепчет: ты справишься. — Она уже готова возразить — я поднимаю ладонь. — Этот голос есть. Хоть тебе и не кажется — есть. Хайдес тоже верит в тебя, просто он слишком влюблён, чтобы это признать.

Она ждёт продолжения. Знает, что оно будет. И права. Но вторая часть — сложнее.

— Ты, Коэн, можешь спуститься в Ад и стать его королевой, — шепчу. — Вот насколько сильно я в тебя верю.

Она каменеет. Прядь срывается из-за уха и хлещет её по щеке — она даже не замечает. Гулко сглатывает, опускает голову, натягивая обратно свою обычную маску безразличия:

— Холодно. Пойдём обратно.

Я не спорю. Меня самого достал этот запах водорослей. Возвращаемся по следам; я считаю про себя до скольких смогу — лишь бы отвлечься от того, как мерзко песок скрипит под подошвами.

Мы только взбежали по ступеням, как Хайдес возникает буквально из ниоткуда — как скример в дешёвом хорроре.

Хейвен бросается к нему, и он обнимает её без тени колебаний — нежно и крепко сразу. Как самую любимую вещь на свете и как то, что боится сломать.

Меня подташнивает.

Прохожу мимо счастливой парочки. Лицо Хейвен утонуло у него в груди; Хайдес бросает на меня взгляд. Я показываю ладонью жест «шлепка по заднице», а он одними губами выговаривает «иди на хуй».

Остальные всё ещё на террасе, но атмосфера полегчала: играют в шарады. Нечто невиданное для семейства Лайвли — игра, где не рискуют ни жизнью, ни моралью.

Я скольжу в дом, прямо в гостиную. Тишина подозрительная. Где Кронос и Рея? Мысль, что они сейчас трахаются, «на счастье», по новогодней примете, вызывает у меня мурашки. Снова подступает тошнота — и на сей раз море ни при чём.

Дверь столовой распахнута. Охранник Кроноса исчез — некому встречать и фильтровать гостей. Заглядываю. Всё как было. Ни следа того, что мы здесь сидели. Или что я швырял бокал в стену. Жаль. Хотелось бы наткнуться на еду. Я проголодался.

Уже разворачиваюсь,