Запечатлённые - Велл Матрикс

с хаотами, стараясь не думать о тех, кто уже не вернется из этой битвы. По мере возможностей он помогал товарищам по оружию, и его самого не раз спасал чужой меч. Битва длилась и длилась, выпивая силы, лишая надежды выбраться отсюда живым. Но у Тео было, к кому возвращаться, и он крепче сжимал оружие, экономя силы. Пусть у него не было боевого опыта, но он был молод, одарен и его ждала лучшая женщина в мире — и его сын, рождение которого он непременно увидит.

Тео не знал, сколько прошло времени, когда напор хаотов начал ослабевать. Но это словно вдохнуло в него новые силы. С удвоенным рвением он продолжил кромсать темные кляксы, вспарывая пасти тварей, лишая их главного оружия прежде, чем окончательно уничтожить. Победа была уже близка, когда среди прочих кадхаи Тео заметил отца.

Будь здесь обычный человек, он не нашел бы отличий среди затянутых в одинаковую броню воинов. Но для самих кадхаи броня не создавала помех для узнавания. Поэтому отца Теодор опознал без труда. И на миг оцепенел, обнаружив, что на того, внезапно застывшего посреди боя, несется хаот, увернувшийся от сражавшегося рядом кадхаи, уже атакованного другими тварями.

Владетель Вайнхаи не успевал увидеть нового противника, и перехватить того было некому.

В следующий миг Тео без раздумий создал Дверь прямо в воздухе, сокращая расстояние до отца. И встретил хаота клинком.

— Тео? — услышал он удивленный голос отца, а затем бок обожгло резкой болью.

Нырнувший следом за ним в Дверь хаот, никем не замеченный, сумел подобраться так близко, что отхватил приличный кусок брони Теодора.

Боль не помешала Тео разрубить тварь пополам, но было поздно. Он еще успел уничтожить Дверь, пока той не воспользовались другие хаоты, а затем густой мрак заволок его сознание.

Когда Тео пришел в себя, он не сразу понял, что произошло. Почему он в своей спальне в Резиденции? Где Кассандра? Откуда в теле такая слабость, что даже пошевелиться невозможно?

— Теодор, — услышав голос отца, парень с трудом повернул голову в его сторону.

— Отец? Что?..

Он не договорил, обессиленный этими двумя словами.

— Битва окончена, — в глазах Рэнда застыла печаль. — Мы победили. Ты спас мне жизнь. Но… — казалось, он подбирал слова, чтобы продолжить. — Твоя броня была серьезно повреждена. Критично. Без возможности восстановления.

Слушая отца, Тео не чувствовал страха. Фактически невозможность восстановить броню являлась смертным приговором для кадхаи. Но близость смерти почему-то не пугала.

— Сколько? — только и спросил он.

— Процесс разрушения удалось замедлить, но не остановить, — в голосе Рэнда послышалась вина. — Два-три дня под лекарствами. Без них — не больше пары часов.

— Зачем?

Тео не понимал, для чего продлевать его жизнь, если смерть неизбежна. Он не чувствовал боли, но слабость была почти невыносима.

— Я… я не могу просто взять и отпустить тебя, Тео, — признался отец. — Это выше моих сил.

Теодор улыбнулся. Странно, но слабость словно отступила, и он нашел в себе силы заговорить:

— Так ты что же, надеешься на чудо? Думаешь, за пару дней найдется решение проблемы, которая была всегда?

Он даже развеселился, хотя ничего веселого в его положении не было. Но так приятно чувствовать, как отступает слабость…

Броня кадхаи является источником его жизненной энергии и постоянно ее воспроизводит. Броня способна зарастить небольшие повреждения, но если разрыв в ней критичен, то начинается процесс разрушения. Вся производимая энергия уходит на попытки лечения, но вместо восстановления энергия развеивается с краев слишком большой раны, постепенно увеличивая ее. А вместе с полным разрушением брони кадхаи умирает. Способа залатать такие крупные раны так и не нашли.

Тео никогда не думал, что погибнет в первом же своем бою. Да, он еще жив, но смерть… неизбежна.

— Мне так жаль, Теодор, — тихо произнес Рэнд.

— О чем ты жалеешь? — удивился Тео. — Тебе не было до меня дела, пока я был жив. Что изменится, когда я умру? Мой сын скоро появится на свет, так что тебе не стоит беспокоиться, что твой род прервется.

Отец покачал головой, на мгновение спрятав лицо в ладонях:

— Тео, дело не в продолжении рода. И… ты не прав, ты всегда был важен для меня. Я знаю, я был плохим отцом, я не уделял тебе должного внимания… но это не значит, что мне было все равно. Ты мой сын, и я люблю тебя.

Парень усмехнулся, без горечи, но с печалью:

— Выходит, мне всего-то нужно было умереть, чтобы услышать это?

— Тео! — потрясенно уставился на него Рэнд.

— Прости, отец. Я не хотел тебя обидеть. Спасибо, что сказал мне… Я устал. Отдохну немного. И ты… отдохни.

Тео закрыл глаза. Короткий разговор потребовал неожиданно много сил. Слабость накатывала волнами, накрывая с головой и ненадолго отступая. Тео подумал, что сейчас сам себя убивает. Броня, источник его сил и жизни, медленно разрушает сама себя. И этот процесс не остановить. Если бы он снял броню тогда, в тот миг, когда хаот укусил его — умер бы мгновенно, на месте. И не пришлось бы переживать эти несколько дней агонии…

— Отдохни, Тео, — голос отца прозвучал так незнакомо.

Ласково. Отец никогда с ним так не говорил. Не поэтому ли он попытался продлить сыну жизнь — чтобы хотя бы напоследок показать, что все же любил его, пусть никогда этого не показывал?

Тео провалился в сон, не дожидаясь ухода отца. А когда проснулся, то с удивлением обнаружил, что чувствует себя значительно лучше. Он даже сел в постели и, откинув одеяло, которым его заботливо укрыли, посмотрел на поврежденный бок.

Тот был черным. Чернота заволокла половину торса, лезла на грудь, сползала к бедру. Тео осторожно коснулся почерневшей кожи — и ничего не почувствовал. Словно этой части тела просто не было. Пальцы упирались в неощутимую преграду, хотя, казалось вот-вот провалятся во мрак.

Выглядело страшно, и Тео натянул одеяло, по-детски прячась от проблемы.

— Проснулся? — отец вошел в спальню совершенно неслышно.

— Я чувствую себя лучше, — признался Тео.

— К сожалению, это временный эффект. Приступы слабости будут повторяться, сменяясь относительно нормальным самочувствием… Это действие лекарств.

Парень помолчал, понимая то, что не было произнесено вслух — так будет до самого конца, уже близкого. Сколько прошло времени от отмерянных ему дней? Тео не хотел знать.

— Отец, у меня есть одна просьба.

— Все, что угодно.

— Моя запечатленная… позаботься о ней. Я хочу, чтобы она пережила роды. Чтобы воспитывала сына. Обещай, что сделаешь все возможное.

— Обещаю, — он посмотрел на руку сына, обвитую узором: — Ты ведь не