Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Черт.

― Есть только одна вещь, которая может вернуть меня в то мрачное место, ― бормочет он, и в его словах звучит такая искренность, что мое сердце смягчается, а какая-то непримиримая часть внутри меня замирает.

Слушает.

Заинтересовывается.

― И я никогда не позволю этому случиться снова, ― заканчивает он, придвигаясь ближе и глядя на меня так, словно я мешаю ему в осуществлении этого. Это странное обещание, которое он, кажется, дал самому себе.

― Какое отношение это имеет к гвоздю в моем плече?

― Прямое, ― рычит он, хватает меня за ворот и притягивает к себе. Тем же движением я опускаю связанные руки вниз, сжимаю в кулаках его нижнее белье и удерживаю его именно там, где мне нужно, ― мое колено готово подняться и впечататься прямо в его яйца. Учитывая размеры моей цели, я более чем уверена в своих шансах нанести сокрушительный удар.

Мы оба замираем, между нами разливается энергия, от которой каждая клеточка моего тела дрожит.

Его взгляд смягчается, и он глубоко вздыхает, дуновение воздуха ощущается на моей коже.

― Это была долгая поездка. Я не буду развязывать твои запястья, потому что у меня нет настроения зашивать себя этим сном, а ты не сможешь вынуть гвоздь из собственного плеча. Он слишком глубоко застрял в кости.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он прерывает меня.

― Твои губы уже бледнее, чем обычно, а сердце бьется быстрее. К следующему восходу у тебя будет жар, ты будешь чувствовать себя вялой, неповоротливой. К следующему дею ты умрешь.

Я хмурюсь.

Я не чувствую запаха инфекции, который он уловил. И, к несчастью для нас обоих, «доверие» ― не то слово, которым я охотно пользуюсь.

― Так как это будет? Легкий путь или трудный? Я бы предпочел не припирать тебя к стене, если могу этого избежать, но, конечно, сделаю это, если не останется другого выбора.

Я выдерживаю его горящий взгляд и не отступаю, сжав кулаки и преисполнившись гордости.

Не то чтобы я не хотела вытащить гвоздь. Я хочу. Просто я бы предпочла сделать это сама. В тот момент, когда ты позволяешь своему похитителю просунуть оружие сквозь щели в твоей броне, ты уже разрезан, кишки вываливаются наружу.

Сердце слабеет.

Ты умираешь.

― Ты не можешь быть сильной, если ты мертва, ― бормочет он, настолько тихо, что даже Клод с трудом слышит его.

Я вздыхаю, его непоколебимая логика словно бьет меня по спине.

Я ненавижу ощущение, когда ломаются мои позвонки, но я ослабляю хватку на его нижнем белье и поворачиваюсь, прижимаясь щекой к замшелому камню, наблюдая, как журчащий водопад стекает по расщелинам.

― Откуда ты знаешь о целебных свойствах бассейна? ― Спрашиваю я, пытаясь отвлечься от того факта, что только что уступила этому мужчине и приняла его помощь.

Опять.

Это раздражает.

Я уверена, что он копит все оказанные мне услуги, готовясь запихнуть их мне в глотку при удобном случае. Например, когда ему понадобится когонибудь задушить или разделать. Или что-то еще, о чем я пока не задумывалась.

Возможности безграничны.

Каан прочищает горло, спуская ворот туники с моего раненого плеча.

― Я провел большую часть своей юности и некоторые более поздние периоды своей жизни как воин клана Джокулл. Они всегда жили вблизи этих гор, а недавно заняли кратер, образовавшийся в результате падения луны саберсайта, Орва.

Я хмурюсь, его шрамы внезапно обретают гораздо больший смысл…

― Я пробирался сюда во время сна, отмокал, пока не переставал истекать кровью, а потом возвращался обратно до восхода Авроры.

― Ты ― король, ― бормочу я, пока он вводит свои зубцы в мою рану, заставляя все нервы под моим языком трепетать. Следующие слова вырываются сквозь стиснутые зубы. ― Почему… ты провел большую часть… своей юности в… клане воинов?

― Потому что мой Пах отправил меня туда, когда мне было девять лет, после того как выяснилось, что я могу слышать только Игноса и Булдера, ― бормочет он, впиваясь зубцами в мою плоть, и теплая струйка крови стекает по плечу и капает в воду. ― Сказал, что если я переживу их суровые и изнурительные методы обучения, то, возможно, заслужу его уважение.

Мое сердце болезненно сжимается.

Творцы…

Если бы этот мужчина был еще жив, я бы разрезала его от подбородка до пупка, а потом заплела его гребаные внутренности, пока он был в сознании.

― Что… с-с-случилось с… ним?

― Я отрезал ему голову, а потом скормил ее Райгану.

Слова звучат как удар по ребрам, едва не сбивая меня с ног. Заслуженно, но… ― П-почему?

― Потому что я оплакивал ту, кого очень любил. Я обнаружил, что мой Пах совершил нечто непростительное, и отомстил ему, потому что думал, что она уже не сможет. Теперь я сожалею об этом.

― Как… ее з-звали?

― Эллюин, ― бормочет он и тянет за гвоздь, вытаскивая его. Я открываю рот в беззвучном крике, уверенная, что он только что вытащил половину моего скелета через крошечное отверстие.

Твою мать. Ой.

Я поворачиваюсь, опуская взгляд на окровавленный гвоздь, зажатый между нами, Каан изучает его длину, возможно, проверяя, не сломался ли тот, пока он его доставал, ― это имя эхом отдается в моем сознании вместе с резкими толчками боли, все еще бушующей во мне.

Эллюин…

Я промываю рану водой, пока он погружает в нее гвоздь, проводя пальцем вверх и вниз по его длине.

Мой взгляд задерживается на его кулоне, я рассматриваю замысловатую форму ― два дракона обнимаются так интимно, что я думаю, не символ ли это их утраченной любви.

Волна… чего-то захлестывает меня.

Печали?

Зависти?

Нет, конечно же, нет.

― Что с ней случилось?

Его глаза встречаются с моими.

― Она умерла, ― бормочет он с такой обреченностью, что слова ощущаются как удар ножа в живот.

Он выходит из воды, достает из рюкзака свежую одежду и складывает остальное. Запихивает ноги в ботинки, хватает плащ и устремляется по каменной лестнице к Райгану, оставляя меня в ауре крови и тревоги.

ГЛАВА 33

Вымокшая, с покалывающей кожей, с зудящей раной на плече, я иду следом за Кааном, поднимаясь по лестнице из красного камня,