Княжий венец - Анна Михайлова
Глава 32
Плохое всегда неизбежно. Как не оттягивай, не изворачивайся – наступает оно. День перед битвой провели они вместе. Еще и погода стояла теплая, солнечная. Тами угрелась в его руках, словно кошка, ласково щурилась и подставляла лицо солнцу. Целовала сладко, лицо его прохладными пальцами оглаживала. Ласковая была, тихая. Крамольная мысль закралась – уж не прощается ли? Да только кружила валорка голову ласками да поцелуями, отгоняя дурные помыслы. Диво, как хорошо было. Думать не хотелось о зле, которое где-то по округе рыщет. А хотелось прижимать к себе стройное тело, оглаживать хрупкие плечи и целовать. Раз за разом целовать полные губы цвета свежей земляники, ловить восторг в фиалковых глазах и желать всей душой, чтобы время остановилось.
Думать о возвращении в Миргород и вовсе не хотелось. Дела неизбежно затянут, а главное – с ненаглядной объясниться придется. А ведь гордая валорка – может не захотеть той доли, что он уготовил. Да и самому князю тошно становилось от того, что он планирует. Получается прав Воят – попользоваться хочет. Нет! Слишком она нужна. Не только тело ее желанное. А улыбка, взгляд внимательный и строгий, нежность ее и сила. Беседы долгие и прикосновение мимолетные. Вся нужна! Рвало его внутри на части и мотало из стороны в сторону. Между долгом и желанием как разорваться? Всегда он долг выбирал, вот только сейчас никак не мог с собой совладать. Душа на дыбы вставала.
Не подавал Велеслав виду, что внутри него борьба идет. Мужчина должен быть силой и опорой, не должна женщина даже помыслить, что сомнения его грызут. Лишь силу и уверенность должна за своей спиной чувствовать. А еще лучше – за мужской спиной стоять, под защитой. Вот только у него, князя, все кувырком. Все его привычки и установки в пыль разлетелись. Сам вдруг позади хрупкой спины очутился. И не заартачишься. Теперь только бы сберечь ее, хрупкую…
То ли чувствовала валорка что-то, али может наверняка знала, да только к вечеру посмурнела, за ужином почти не ела. Раз за разом в окно глядела задумчиво, говорила неохотно. Наконец, поднялась из-за стола, сумку подхватила.
- Пойдем. Пора, - буднично так сказала, будто просто так на улицу зовет, воздухом подышать.
- Подожди, - остановил. Развернул к себе обнял осторожно, - все хорошо будет. И с тобой. И с нами.
А внутри все орет дурниной. Требует перестать притворяться! Перестать от самого скрывать, что… Да он и сам не знал, что с ним. Слова в горле застряли сухим комом, только глаза кричали то, о чем уста не смели.
Кивнула она рассеянно, будто и не слышала его вовсе. Что ж, ежели слова не помогают – действовать надо. Наклонился и поцеловал. Твердо, уверенно, будто силой своей делясь. Ответила, раскрылись губы, принимая с радостью все, что он отдавал. Короткий был поцелуй, но крепкий. Дело – наперво, потом все остальное.
- С тобой я. Что бы ни случилось, дело свое делай, обо мне не думай. Подсоблю, чем смогу. Все для тебя сделаю, слышишь? – дурень, да скажи уже! Ан, нет. За горло держит привычка многолетняя, с малолетства вбитая: что скрывать должен правитель чувства и мысли.
- Угу, - прижалась к нему на секунду, щекой о рубаху потерлась. До того нежно, что екнуло за грудиной, кольнуло тонкой иглой прямо в сердце. Но мгновение всего это было, потом первая отстранилась. Сейчас она – воин, все силы для главной цели внутри собраны. Понимал ее, сам такой. Перед битвой, бывало, говорить даже не хочется, чтобы не нарушать внутренней готовности. Идти до конца. Огладил хрупкое плечо, чуть крепче сжал и отпустил. Пора.
- Пойдем тогда. Землю нашу от скверны очистим.
Рука об руку из дома вышли. Также в круг встали. Не за ее спиной он, а рядом. Значит доверяет – радостно понял князь.
- Откуда знаешь, что придет?
- Разведчиков по деревьям раскидала. Все подступы смотрю, чтоб врасплох не застал.
- Тебе в воеводы надо. Эвон как битву продумываешь.
- Не многие согласятся под женскую руку встать, - усмехнулась Тами, доставая и раскладывая у ног несколько бутыльков и неизменный нож. Последним решением он сегодня будет.
- Если уж я встал… - пробормотал Велеслав.
- У тебя личный интерес был. А в обычной жизни – только по приказу кого-то высокого повиноваться будут. По его слову непререкаемому. Не будем сейчас об этом. Идет он. Приготовься. И не один.
- С мертвяками? – нахмурился князь, укладывая пальцы на рукоять меча.
- С человеком.
Хоть и темнело вокруг так, что стволов деревьев в пяти шагах не видно, да только вдруг разбежались тучки, будто рукой кто отвел. Звезды яркие замигали, как самоцветы на очелье красавицы. И луна полная, желтая, словно монета золотая, на такую обычно желания загадывают. Низко висела и будто даже склонилась над поляной, освещая ее не хуже светила дневного. Даже ветер стих, будто затаила природа дыхание.
На другом краю поляны две фигуры показались. Под покровом леса стояли, лиц не видно. Повернулась к нему валорка, сверкнули потемневшие фиалковые глаза.
- Если далеко во тьму уйду – зови меня. Услышу, если искренне звать будешь
- И позову, и зацелую, Птичка моя. Не думай о том.
Сжала его пальцы тихонько и развернулась к незваным гостям.
Вперед они выступили, на поляну, на свет лунный. Двое. Мужчина и женщина. Он – высокий худой и сутулый. Будто к земле что-то неподъемное пригибало плечи. Одет в добротную и даже щеголеватую одежду. Не местный. Темные волосы собраны в несколько косиц и отведены назад. Лицо бледное, в резких морщинах, да только не признак это старости. Могло быть ему и тридцать, и пятьдесят. Колдовство его недоброе высушило, печатью легло на лоб и щеки. И все бы ничего, но главным, что отталкивало, были белесые, будто подслеповатые глаза – тьма съедает краски, ежели ей дают волю. И начинает всегда с зеркала души. Странная темная вязь шла по левой стороне мужского лица. Да только знала Тами – не
