Проклятие Айсмора (СИ) - Ольга Зима

— В чем, милорд?

Зашуршали бумаги.

— У меня стол завален донесениями о моем помощнике. Но можно ли всему этому верить? — тяжелый усталый вздох. — Мне пишу, что он безумен, что хочет власти и моей смерти, и что ему на руку все эти волнения в народе. Даже о том, он сам пустил слух о королевской крови!

— Но это же ложь!

— Ложь, конечно, ложь, моя дорогая Ингрид! Бунтовщика и смутьяна должно казнить, чего я не делаю. Про меня же злые языки говорят, что я бездействую. Мне тоже надо знать только правду.

— Чем я могу помочь, господин винир? Не томите!

— Не плачь, милая. Будь смелой и сдержанной. Я прошу тебя отправиться прямо сейчас в тюрьму к Бэрру, поговорить с ним и разузнать, в каком он настроении… Я угадал, не так ли? Ты и сама хотела просить меня о свидании с ним?

Судя по рваным вздохам, Ингрид едва сдерживала слезы, но держалась.

— Глаза любящей женщины увидят истину вернее всего, — с улыбкой в голосе произнес винир. — Иди к нему, посмотри на него, поговори с ним… Я знаю, ты умница, у тебя хорошая память. Ночью запиши все — как он выглядит и все-все слова, даже те, которые ты не поймешь. Завтра с рассветом я буду ждать тебя здесь же. Даже домой не пойду — волнение не позволит мне уснуть. Разрешение будет.

Ингрид ответила неразборчиво.

Выдержки у женщин ненадолго хватает, когда плакать хочется очень сильно. Вышла, приоткрыв одну створку. Опустила лицо без кровинки, и вскоре стук ее каблучков стих в коридоре совсем.

— Всех гнать! — раздалось из кабинета.

Винир сам высунул руку, поймал блестящую ручку и с таким треском захлопнул дверь, что каменное здание ратуши чуть было не рассыпалось в прах.

Секретарь на цыпочках подкрался к многострадальной двери и опустился на колени, приставляя глаз к сквозной замочной скважине.

Винир стоял у окна боком и твердил что-то себе под нос. Продолжил громче, принялся ходить по кабинету и в конце концов перешел на крик и почти бег, словно бы гонялся за кем-то.

Он орал громче рыбака, которому сообщили о новом налоге. Он крыл город выражениями, которыми не всякий стражник может похвастаться. Он сорвал с головы шапку и грозил ей кому-то так яростно и зло, словно этот кто-то был чудовищем, а сам винир — доблестным воином, вызывающим чудовище на честный бой.

— Не будет ему багров! Отравлю паскуду! Отравлю!

И вдруг с мандаринового дерева упал круглый маленький плод и глухо стукнулся об пол. Градоначальник застыл на месте.

— Друг мой, — с ужасом прошептал он и упал на колени, — ты недоволен?.. Вода и Небо, прости меня! Я обещаю, что не причиню ему вреда и сделаю все, чтобы спасти его. Только не осуждай меня, друг мой.

Он подполз к тумбе и обнял ее, потом мехом на шапке протер от несуществующей пыли глиняную кадку.

— Только не осуждай меня, умоляю.

Секретарь поднялся на ноги, меланхолично отряхнул колени и неслышно отошел за свою стойку.

День заканчивался неплохо, разузнать удалось многое. А насчет Бэрра господин может и передумать, если мандариновое дерево махнет листочками в другую сторону.

На площади перед ратушей фонарщики начали зажигать желтые огни, и Ульрих улыбнулся своим мыслям. Нужно сделать все возможное и невозможное, но заполучить себе обувь потомка королей.

Глава 19

Поиски Ингрид, или «Мы из Золотого»

Не смотрите, что небо чернеет,

Не тревожьтесь, что пахнет грозою —

Вы поверьте, вам крыльев не нужно,

Чтоб взлететь над судьбой и собою.

Вы поверьте, от рода не веря,

Вы поверьте в любовь без подвоха!

Есть места, где распахнуты двери,

Где вас ждут до последнего вздоха.

Вы поверьте, есть город на свете —

Хоть я в нем никогда не бывала…

Где гуляют счастливые дети,

Где покой, где не будет обмана.

Вы поверьте в себя, мой любимый,

Вы поверьте — и все обернется,

Станет явью, и светом, и былью —

Станет домом наш Город-Под-Солнцем!

Вы поверьте…

Ингрид вышла от винира ни жива ни мертва. Фраза «Твоя правда о королевской крови утопит Бэрра в его собственной» эхом звучала в голове. И угроза, и предупреждение… И что-то еще — Ингрид поняла это позже, когда слезы высохли, волнение улеглось, а надежда сменилась сомнением в честности того, кто очень убедительно говорил о доверии.

Обычно винир резко переходил от одной интонации к другой, крутил и путал собеседников, никогда не давая им точно понять, что же произойдет в следующий миг; вспыхивал из спокойствия и терял интерес после грозных криков. Но сегодня он говорил ровно и сдержанно, улыбался ласково. Будто играл роль доброго дядюшки, который очень редко заходит к дальним родственникам и, оттого что визиты его непродолжительны, ему удивительно неловко и словно бы даже стыдно, что он не оказывает должного влияния на младшее поколение, отчего оно совершенно распоясалось и теперь не соответствует ничьему, в первую очередь — дядюшкиному о нем представлению.

Ингрид, стоя в кабинете винира, чувствовала себя самой младшей в семье и самой нерадивой.

Сначала на ее: «Бэрр — потомок Рутгорма, единственный потомок, и я нашла этому неопровержимые доказательства», винир едва слышно протянул: «Неуже-е-ели?», непонятно чему удивляясь — неужели потомок или неужели нашла? Скривился так, словно ему на рынке Нижнего подсунули облезлого котенка, выдавая его полосатость за родство с диким южным зверем. Но тут же отвернулся, и Ингрид решила, что ошиблась. Все-таки винир очень тревожился за судьбу своего первого помощника и этой тревогой, разделенной с Ингрид, сумел пробудить в ней доверие. Одержимая надеждой помочь, она все говорила и говорила, вспоминая события последних недель…

Городские беспорядки прошли мимо архива и архивариуса. Айсморцы перестали интересоваться своими делами и что было сил обсуждали дела чужие. А именно, Бэрровы. За неделю в архив пришли лишь трое солидного вида купцов. Осторожничая, просили у Ингрид документы на принадлежность дома Бэрра ему же. Она отказала, потому что на законный вопрос «Зачем вам чужое?» почтенные посетители переглянулись, намекающе побренчали мешочками с монетами, но так и не ответили.

Больше ее не тревожили. Воспользовавшись затишьем, Ингрид перекопала сверху донизу весь архив. Она методично переходила от книг таможенного ведомства к записям присвоения имен, от них — к выписанным лицензиям гильдий и к приговорам Пяти быстрых судей, углублялась