Жена для Императора морей (СИ) - Ева Кофей
Но всё вновь затихает, и спокойствие окутывает замок, землю и море…
И солью пахнет сильнее, и от предвкушения сладко ноет сердце.
Такие ночи явление не редкое, но и частыми их назвать нельзя.
Людей вокруг нет, да и место это уединённое. Лунный серп острый и похож на рога, меж которых проплывает прозрачная вуаль облаков.
Любовь заходит в воду, метка её никуда не делась, а кровь в Арктуре всё ещё королевская, пусть на Дне и правит сейчас его средний брат, с которым Любе так и не довелось познакомиться.
Поэтому Арктур целует её, запуская пальцы в волосы, касаясь метки, и вот уже блестит на их хвостах чешуя.
А затем слышится всплеск, мелодичный, точно музыка, тихий смех, и стайка русалочек, играясь, направляет на Любу шквал брызг.
Подружки её кружат вокруг, переговариваются, увлекают Любовь всё дальше, хихикают, обещают сплетни да песни…
— Ну, как вы тут? — показывается из воды рядом с Арктуром Арель.
— О, кто почтил нас своим присутствием! — радуется он. — Хорошо всё у нас.
— А кот где? — щурясь, присматривается он к далёкому берегу.
— Бегает где-то. Всё нормально у него. Знал бы, что придёшь, принёс бы его к воде.
— Хм… — он вздыхает. — Завтра ещё приплыву. Принеси.
— Хорошо.
— А не боишься, что Любовь в положении, зачем позволяешь ей…
Арктур прерывает его жестом и смотрит строго.
— Моя жена, я о ней забочусь, скажешь, плохо?
— Нет, брат, я не хотел… Просто она…
— Срок ещё небольшой, — тянет Арктур, — пусть пока плавает. Я ведь рядом, ничего не случится.
Любовь замечает в отдалении на выступающем из воды камне ту самую русалочку с золотым хвостом, свою первую морскую знакомую, не считая Афины. Она хихикает о чём-то с Вовой, и они выглядят вполне себе счастливыми, довольными жизнью.
В этот миг Люба чувствует себя по-настоящему… дома.
Не на Дне и не совсем на суше, как и полагается настоящей упрямице,«ни рыба ни мясо»…
Ещё красочней ночь делает Афина, она деловито достаёт из воды тяжёлый свёрток с… «лучшими вялеными чайками». Любу даже слегка мутит, но, увидев, как у Арктура загораются глаза, она решает не возражать. Что ж, вряд ли его это убьёт, а с остальным она справится. Навыки медсестры ещё не успела растерять.
Афина спрашивает об Алёшке как бы между прочим, но сама же быстро меняет тему. Свою привязанность она объясняет исходящей от него приятной энергетикой, которая может раскрыться, когда он вырастет, словно бутон цветка.
— Или из него не выйдет ничего путного и он станет таким же, как все, — фыркает она.
Люба лишь с полуулыбкой качает головой.
— Пока мне хочется его сожрать, но вот через одиннадцать лет… — сверкают магией её глаза. — Это может перерасти во что-то иное… А пока… Эй, а эти вертихвостки не успели тебе новость рассказать? Римфорд-то не пожелал уходить, остался с Амурией…
— Только не говори, что и у них будет свадьба! — смеётся Люба.
— Ну как… — Афина ухмыляется. — Он будет младшем мужем.
Арктур, доедая птичью лапку, подплывает к ним с обеспокоенным видом.
— Ещё один? Но почему он? Ох… — цокает языком. — Ладно, не осуждаю, — отплывает снова.
— Сплетник, — шипит Арель, занимая его место рядом с Любой и сестрой. — А что это Вова… — ловит он его с русалочкой цепким взглядом, — А… Ну да, ладно, ясно.
— Что? — выгибает бровь Люба.
— Просто она же… — Арель тушуется. — Ну, ты знаешь… Я, эм… Не мне же о таком говорить! — он собирается уплыть, а точнее, с головой уходит под воду.
— Особые дни у неё, — смеётся Афина, — как тебе объяснить… У русалок же, как у собак…
— Ой, — кивает Люба, — поняла, не продолжай.
И она подплывает к Арктуру, чтобы обнять его за шею и поцеловать в щёку, успев соскучится.
— Как чайка, дорогой?
— Вкусно, очень удачно приготовлена, — отвечает он с видом эксперта, и вдруг подхватывает Любу на руки и плывёт к берегу. — А твой поцелуй возбудил во мне вулкан страсти, — повторяет он фразу, прочитанную им в какой-то книге.
— Боже, — она хохочет, — ничего, что мы так оставляем их?
— Я король, имею право, — зачем-то напоминает он. — Пусть радуются, что я удостоил их своим вниманием. А удалиться мы можем когда угодно.
***
Спать расхотелось.
Арктур сидит в кресле у камина, обнимая Любовь. Пламя шумит, но жар от него не мешает. Какая-то магия, Люба не узнавала подробности.
Зал круглый, стены — сплошь стеллажи с книгами. За стёклами высоких, узких окон, звёздами серебрится ночь.
Чайка лежит у ног хозяина и слушает, как он нашёптывает что-то Любе.
— … или, может, трое? А как насчёт четверых? Ну, ладно, но двойню-то точно можно? Представь, мальчик и девочка… Или две девочки, Ева и Камбала.
— Милый… Это ведь от меня не зависит, — улыбается Люба с нежностью, оставив разговор об именах на другой день. — Но я согласна на всех, лишь бы мы были счастливы…
Она запускает пальцы в его волосы, касается щеки, волевого подбородка, любимого изгиба губ…
— Ты… не жалеешь?
— О чём? — он будто заворожённый смотрит в её глаза. — О чём я могу жалеть?
— Что не повелеваешь всеми морями, как раньше… — шепчет Люба.
— Я ведь не предал себя, оставил лишь трон. Передал брату. А крови голубой не стать уже алой. Я всё ещё я. С тобой. Без тебя, что мне власть? Ответственность, тяжесть. Но не счастье.
Люба всхлипывает. Из-за беременности она стала слишком чувствительной. Но большую часть времени ей очень-очень хорошо. О ней никто никогда так не заботился.
На безымянном пальце сверкает кольцо. На полке в бархатном футляре семейной реликвией лежат жемчужные бусы.
— Ты всегда будешь моим королём… — выдыхает она.
— И это самое главное для меня, — шепчет он, целует её в висок, а затем… — Я ведь не очень утомил тебя? — щекочет дыханием кожу на нежной шее, и касается губами.
ЭПИЛОГ 2.
