Все проклятые сны - Паула Гальего

По прибытии, заметив взгляды Леона и Элиана, необычное молчание, я поняла, что они рассмотрели эту возможность гораздо раньше меня, и что-то начало меняться.

Глава 4

Однажды ночью, когда улыбка Элиана была намного грустнее обычного, мы сбежали.

В тот момент его просьба показалась мне глупостью, почти забавной шуткой.

Он хотел, чтобы мы нашли гребень Ламии. Я спорила с ним шепотом, под одеялом его кровати, чтобы остальные нас не услышали. Свет догорающей свечи — вот и всё, что нас освещало. Я сказала ему, что этого гребня не существует, что это сказка из других времен. Он настаивал, что в сказках всегда есть доля правды.

— Влюбленный человек, который просит Ламию воссоединить его с возлюбленной, — прошептал он. Эта такая грустная улыбка, которая была синей весь день, теперь казалась золотой и сияющей в мягком пламени свечи. — Храбрый король, который просит закончить войну, чтобы его солдаты перестали умирать, мальчик, который осмеливается войти в её пещеру и которого осыпают богатствами… Сказки говорят, что Ламия живет в любой пещере у воды и что там же спрятан потерянный гребень. На этом острове есть пещеры и есть море.

— Клянусь всеми Воронами, Элиан, — прошептала я. — В легендах, которые знаю я, Ламия убивает тех, кто к ней приближается: влюбленного съедают, король страдает от её гнева, а мальчик никогда не возвращается из её пещеры.

— И во всех этих сказках фигурирует гребень, — возразил он, и решимость его не пошатнулась. — Гребень существует, и Ламия исполняет желания в обмен на него.

Я видела это в его глазах, в глубокой синеве моря, что обитала в них: ему нужен был гребень, потому что у него было желание. Я поймала себя на том, что гадаю, какими были его радужки на самом деле, как он выглядел под этой личиной, которую я научилась любить.

— Что ты хочешь у неё попросить? — спросила я. — Пойдем со мной искать её, и я расскажу.

Я могла бы признаться ему, что в первый раз, когда услышала эту историю, будучи еще ребенком, я сама отправилась искать Ламию. Могла бы сказать, что это детские фантазии, что мир намного темнее, а реальность — жестока. Но эти глаза не позволили мне этого сделать.

Мы пересекли лес, который так пугал по ночам, и сделали это, затаив дыхание и втайне думая о хиру, которые, как предполагалось, были далеко от нашего острова, пока не добрались до грота, где, как верил Элиан, мы найдем Ламию. Это даже нельзя было назвать пещерой. Это был утес на берегу моря, где воды подточили камень, открыв узкую, но достаточно высокую полость, чтобы мы могли стоять там в полный рост.

Нам потребовалось едва ли не больше времени, чтобы добраться до неё, чем чтобы пересечь лес и выйти к пляжу, и когда мы это сделали, то не стали терять времени. Мы оба вошли и начали искать, хотя я толком не знала, что он надеялся найти.

Это казалось невозможным прыжком веры. Искать Ламию именно в этом месте, просто потому что это было самое похожее на пещеру поблизости… но я всё равно это делала, потому что Элиан, казалось, был убежден.

Там ничего не было, но я не произнесла этого вслух, пока он сам не сдался и не сел на краю, свесив ноги с обрыва. За нашей спиной тьма грота поглощала всё, а перед нами последняя линия горизонта казалась дверью в бесконечность.

— Мне жаль, что ты ничего не нашел, — сказала я ему. — Неважно. Я знал, что это практически невозможно, — ответил он.

Морской бриз взъерошил ему волосы. — Что бы ты попросил?

Элиан на меня не посмотрел. — Чтобы она вернула мою маму.

У меня в горле встал ком. Он никогда не говорил мне о ней. Никто из нас этого не делал. Все мы оказались в этом Ордене по одной причине: родители мертвы или достаточно напуганы нашим даром, чтобы бросить нас или продать Воронам.

— Она?.. Он кивнул. — Умерла, или, по крайней мере, такова официальная версия. Я пытался проверить в прошлом году, но в больнице не было записей.

— Ты сбегал из цитадели?

Элиан кивнул, немного смущенно. — Мне нужны были ответы, хотя я их не нашел. Думаю, она была не отсюда. Я помню кое-что, знаешь? Помню яркую зелень папоротников, помню холод снега на коже и тепло шоколада, который кто-то готовил для меня, пока меня укутывали в тепленькое одеяло… Тот, кто готовит тебе шоколад и укутывает в одеяло, не мог бы бросить тебя по своей воле, правда?

— Не думаю, — сказала я ему, хотя не знала, что он хотел услышать. — Мне жаль.

Элиан подарил мне теплую улыбку. — А твои родители?

— Тоже мертвы, — ответила я. — Или так мне всегда говорили. Я не проверяла.

И не хочу, подумала я. Альтернатива была бы болезненнее. Если бы я узнала, что мои родители живы и продали или бросили меня… в тот момент я думала, что не смогла бы этого вынести. Думала, что умерла бы от горя.

— Мне тоже жаль, — прошептал он. Он продолжал смотреть на море, словно говорил это самому себе. — Ты их помнишь?

— Кажется, я вижу их во сне, — ответила я. — Иногда я вижу их перед своей колыбелью; но мне никогда не удается сфокусироваться на их лицах. Думаю, я была слишком мала, чтобы помнить, какими они были.

Элиан задумчиво кивает. Проходит несколько мгновений, прежде чем он решается заговорить снова. — Я подумал, что если пожелаю, чтобы мама не умерла, всё может стать иначе.

Я поняла, что он имел в виду. — Ты бы ушел с ней? — Ты, должно быть, думаешь, что я совсем дурак, да?

Он посмотрел на меня так, что у меня внутри всё сжалось и перевернулось, заставив наклониться вперед и заключить его в объятия, хотя он был гораздо выше меня.

— Конечно, нет, — отругала я его. — Если однажды я найду этот гребень, я пожелаю, чтобы твоя мама вернулась.

Элиан рассмеялся и с нежностью отстранил меня. — Ты могла бы пожелать для себя чего угодно другого. — Я попрошу еще два желания, и тогда пожелаю, чтобы твоя мама жила, а потом — бесконечный источник сладостей для меня.

Он издал радостный смешок, который звучал еще красивее на фоне шума волн. Грусть, пропитавшая его, не делала