Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

К несчастью для нее, меня не беспокоит, нравлюсь ли я другим. Не говоря уже о том, что я так чертовски голодна, что могла бы съесть целую гору этих странных сочных фруктовых шариков, и, слушая, как она хрустит терпко пахнущей мякотью, я испытываю дикую зависть, которую изо всех сил пытаюсь укротить. Я никогда раньше не пробовала ничего подобного, но у меня уже полный рот слюны.

― Ты бы удивилась, узнав, как мало меня это беспокоит, ― бормочу я, мучаясь от очередного хрустящего кусочка, который едва не заставляет меня прыгнуть через всю комнату и вырубить эту женщину, только чтобы украсть то, что еще осталось. ― Если ты закончила ходить кругами, не стесняйся показать мне выход, чтобы я могла воспользоваться своей новообретенной свободой ― больше не быть прикованной, связанной или прибитой.

Я взмахиваю рукой, но она просто смотрит на меня, склонив голову набок, и жует свой фрукт.

― Каана воспитывали, постоянно внушая ему, что он недостаточно хорош. Он никогда не признается в этом, но, по его мнению, он не заслуживает такой чести, чтобы это было на твоей шее, ― говорит она, указывая клинком в направлении мальмера Каана.

Не думаю, что она понимает ― отчаянные времена и все такое.

Он, наверное, с нетерпением ждет, когда получит его обратно.

С язвительной улыбкой она говорит:

― Еще раз сломаешь его, и я сломаю тебя.

Она отталкивается от двери и широко распахивает ее, медленно удаляясь по коридору, пока ее последние слова впиваются в мой мозг и грызут его.

― Что значит — еще раз? ― рычу я, направляясь к двери, все еще сжимая в руках подсвечник.

Она продолжает идти, как раз заворачивая за угол в конце коридора, когда какое-то слово бесконтрольно врывается в мое горло ― мои губы выдавливают звук, как будто только благодаря мышечной памяти.

― Вейя!

Она останавливается, поворачивает голову ― медленно.

Аккуратно.

Ее широко раскрытые глаза впиваются в меня, словно соль в незаживающую рану, которая находится не на моем теле, а внутри. На участке берега моего ледяного внутреннего озера, которое уже не такое высокое, как раньше. Оно опустилось на фут, оставив кольцо из черных камней болезненно обнаженным.

Может, мне мерещится? Может, так было всегда?

― Как ты меня только что назвала?

Нахмурившись, я потираю голову, гадая, с кем я ее путаю. С кем-то, несомненно. Знаю ли я Вейю? Должна.

― Никак. Я не знаю. Уходи, у меня от тебя голова болит.

Должно быть, мое тело перешло в режим голодания, ограничивая приток крови ко всем важным частям тела.

Черт, мне нужна еда. И вода.

Она бежит обратно по коридору, ее глаза горят, как угли. Бросив на пол сердцевину фрукта, она бьет себя рукой по груди и кричит:

― Я ― Вейя. Я. Ты меня помнишь?

Мои глаза чуть не вылезают на лоб.

Только не это.

― Нет. Мой мозг просто случайно выдал это. Я никогда раньше тебя не видела, ― бормочу я и захлопываю дверь перед ее носом, задвигая засов. ― Давай поболтаем снова, когда ты научишься делиться.

Раздается звук удара ее ботинка о дерево, после чего она кричит во всю мощь своих легких:

― Я собираюсь с этим разобраться. Ты слышишь меня? Я разберусь с этим.

Она чокнутая.

― Несомненно, ты это сделаешь, ― бормочу я. ― Осторожно, не переутоми свой мозг.

Единственный ответ ― звук ее шагов, удаляющихся по коридору.

Прочь.

Я вздыхаю, бросаю подсвечник на тюфяк и подхожу к деревянным ставням, открываю их и почти слепну при этом. Я поднимаю вторую руку, чтобы защититься от яростного потока света и тепла, и глаза расширяются, когда наконец привыкают к яркому сиянию.

― Ух ты! ― шепчу я, хватаясь за грубую деревянную ручку двери передо мной, и распахивая ее. Я выхожу на небольшой каменный балкон, с которого открывается вид на цивилизацию, раскинувшуюся в широком заливе, который простирается до туманного горизонта, а его границы размыты волнами зноя. Жаль, ведь что-то в западной точке вызывает у меня интерес. Мне хочется отодвинуть слои искажений и посмотреть, что скрывается за ними.

Я смотрю прямо на раскинувшийся внизу город.

Отсюда, с высоты, здания выглядят как нагромождение валунов ржавого цвета, некоторые вымощены мозаикой, у других круглые окна, сверкающие на солнце. Светло-голубое небо усеяно сумрачными лунами саберсайтов и несколькими разноцветными лунами молтенмау, отражающимися в шелковистой бирюзовой воде, уходящей в бесконечность, и палящее солнце висит прямо над всем этим, обдавая все вокруг жаром.

Я набираю полную грудь воздуха и качаю головой…

Похоже, я добралась до Домма.

ГЛАВА 50

Порывшись в плетеных корзинах, я нахожу пару черных ботинок до колена с толстой подошвой и шнуровкой спереди. Натянув их, я обнаруживаю, что они мне впору, и тут же влюбляюсь в них.

Идеально подходят для того, чтобы прятать клинки и передвигаться бесшумно.

Из другой корзины я достаю сверток черной ткани, разворачиваю его и понимаю, что на самом деле это плащ с капюшоном.

― Ха! ― Говорю я, накидываю его и осматриваю себя в зеркале, поворачиваясь то влево, то вправо.

Это.

Просто.

Восхитительно.

Под ним все еще видна моя шелковистая сорочка, создающая эффект многослойности, и при этом плащ служит моей собственной тенью, не ограничивающей приток воздуха к телу.

Я восхищаюсь длиной до пола и расклешенными рукавами, которые опускаются почти до кончиков моих вытянутых пальцев. Удобная длина, чтобы скрыть манжет, и не выглядеть как сбежавшая из тюрьмы преступница, пока блуждаю по городу в поисках «Изогнутого пера».

В той же корзине я нахожу штаны, которые кажутся слишком маленькими, но я выдергиваю черный ремень и затягиваю его вокруг талии, убедившись, что он подходит, если застегнуть на последнюю дырочку.

Я натягиваю капюшон, снова смотрю на свое отражение и улыбаюсь.

Идеально.

Схватив подсвечник, я выбегаю из комнаты в коридор, который приводит меня в гостиную с куполообразным потолком. Я хмуро смотрю на него ― мозаичный саберсайт, который, кажется, вот-вот обдаст пламенем.

Дрожь пробирает до самых пальцев ног.

Каану нужно уволить декоратора, пока кто-нибудь не умер от сердечного приступа.

Я оглядываюсь по сторонам ― треть стены занимают стеклянные двери с затемненными стеклами, выходящие на мощеный внутренний двор с кострищем. Из массивных ваз свисают роскошные лозы, оплетающие здание и густо усеянные чернильными цветами размером с мою голову, их лепестки обращены к солнцу.

В самом помещении, несмотря