Слуга Земли - Сара Хоули
— Она солгала. Я никогда не был с ней наедине. В тот момент рядом находилась леди Гвенейра из Дома Света, она может это подтвердить. Кроме того, мои слуги могут засвидетельствовать, где я был до и после той встречи.
Из толпы выступила та самая леди Света, с которой он тогда кокетничал. Она была безмятежно красива: утонченная фигура, коротко подстриженные каштановые волосы — для фейри такая стрижка была необычной, но ей удивительно шла. Поклонившись королю, она заговорила спокойным, ясным голосом:
— Это правда, мой король. Я была там. Мы говорили только о испытаниях и последних модных тенденциях.
Роланд и Осрик, казалось, опешили от её слов. А я наконец вспомнила, где прежде слышала этот голос. В тот день в библиотеке третьим заговорщиком была леди Гвенейра. Она работала с Друстаном и Лотаром.
Эдлин в отчаянии переводила взгляд с Друстана на Гвенейру.
— Она врёт!
— Молчать, — резко осадил её Роланд. Он посмотрел на Осрика, и впервые на его лице появилось выражение сомнения. — Леди Гвенейра моя кузина, — сказал он королю. — Её репутация безупречна, и она никогда не лгала мне.
О, если бы он только знал.
Гвенейра опустила ресницы, лукаво улыбнувшись:
— Благодарю, кузен. Ты должен знать ещё и то, что среди дам у леди Эдлин давно сложилась репутация… неуравновешенной.
С этим убийственным приговором она вернулась на своё место в толпе.
— Ты дрянь! — закричала Эдлин ей вслед.
Роланд ударил её по лицу, сбив на землю. По виску стекала кровь.
Он снова повернулся к Друстану, но теперь в его взгляде мелькала тень сомнения.
— Даже если она солгала о вашем разговоре, почему бы ей замышлять заговор против короля без твоего ведома?
Друстан пожал плечами:
— Потому что она глупа? Потому что ненавидит своё положение второстепенной дворянки и жаждет власти? Кто может понять, что движет преступниками?
— Она из твоего Дома. Ты отвечаешь за её поступки.
— Я отвечаю за каждую женщину, которая совершает безрассудные поступки из-за ревности?
Его холодные слова заставили меня вздрогнуть. У его ног Эдлин громко разрыдалась. Я с усилием подавила в себе сочувствие — она сама навлекла это на себя, предав восстание.
— В последнее время у меня была другая любовница, — продолжил Друстан, — и Эдлин не понравилось оказаться на втором месте. Я не удивлён, что она взбесилась. Она всегда была ревнивой.
Моё сердце болезненно сжалось. Он говорил обо мне.
Только один фейри взглянул на меня — Каллен. В его глазах мелькнуло нечто похожее на жалость. Я встретила его взгляд, заставляя себя казаться безразличной.
Каллен отвернулся.
Друстан должен был так поступить, убеждала я себя. Он рисковал не только собственной жизнью, но и будущим всего дела, которому служил. Он обязан был играть роль беспечного принца, который берет себе любовниц и безжалостно бросает их, который переходит от одной женщины к другой, не заботясь о их чувствах. Лучше так, чем если бы Осрик догадался, кем он является на самом деле.
— Леди Эдлин всегда была известна излишней эмоциональностью, ваше величество, — неожиданно вмешался Эдрик, представитель Дома Огня. Сделав шаг вперёд, он почтительно поклонился. — В нашем Доме никого не удивит, если она предала Друстана из-за обиды.
— Она предала меня, — спокойно поправил его король Осрик.
— Не хотел нанести вам оскорбления, мой король, — Эдрик склонил голову. — Но она предала сперва вас, а затем и Друстана, когда попыталась втянуть его в свои преступления. Я готов поклясться своей жизнью в верности и чести принца Друстана. Он бы никогда на это не пошёл.
Из толпы послышались одобрительные голоса других фейри Огня.
Роланд и Осрик явно колебались перед лицом столь единодушного мнения.
— Хорошо, — наконец сказал Осрик. — Принц Друстан, обвинение снимается. Пока что.
Я выдохнула с облегчением. Друстан склонился в поклоне.
— Я живу, чтобы служить вам, мой король.
Он поднял меч и вышел из круга казней.
Он не бросил ни единого взгляда на Эдлин, даже когда Осрик подал Роланду знак казнить её.
Она закричала, и когда ослепительный свет угас, её тело с зияющей дырой в груди рухнуло на землю. Опустевшие глаза, в которых застыла боль, смотрели вслед уходящему принцу Огня.
***
Мы были вынуждены оставаться во дворе после помилования Друстана, пить вино — на этот раз обычное красное — и вести непринужденные разговоры, словно не стояли по колено в озере крови. Когда наконец удалось ускользнуть, солнце уже клонилось к закату, а подол моего белого платья был пропитан багрянцем.
Лара сразу отправилась домой, но меня разрывали беспокойство и гнев — слишком сильные, чтобы просто уйти. Я металась по коридорам в застывшем от крови платье, сжимая кулаки так крепко, что начинали болеть кости.
Наверное, я надеялась, что Друстан сам меня найдет.
На пятый раз, проходя мимо рампы, ведущей к Дому Огня, я увидела его. Он стоял, привалившись к стене, все еще в одежде, в которой встречал солнцестояние. Его рыжие волосы резко выделялись на фоне светлой ткани. Он протянул мне руку, и, несмотря на обиду и злость, я вложила в нее свою ладонь.
В защищенной чарами комнате мы разошлись: он направился к столу, а я опустилась на диван.
— Жаль, что тебе пришлось это видеть, — сказал он.
Он достал из ящика графин, налил в два бокала вино. Я молча взяла свой.
— Ты должна понять…
— Что? — Вино согревало горло. Было так заманчиво осушить бокал и попросить еще, но нет. Заглушить этот момент — значит сбежать от него. А я уже слишком много выпила сегодня.
— Я готовил это восстание десятилетиями, — сказал Друстан. В его пальцах вспыхнул огонь. — Десятилетия союзов, исследований, планов, и вдруг все это могло рухнуть за несколько недель до конца из-за одного из моих людей… — Он покачал головой, и пламя исчезло. — Я должен был сказать все, что могло заставить их поверить мне.
— Я понимаю, — тихо сказала я, перебирая складки платья. Подол, затвердевший от крови, неприятно скребся о мои босоножки. — Но Эдлин… Ты унизил ее. Назвал ревнивой, чересчур эмоциональной.
Как и меня.
Друстан, похоже, не уловил этой параллели. Он лишь пожал плечами:
— Так и было. Мы спали вместе, это правда. Она не ценила моего безразличия.
Я прикусила губу.
— То, что ты сказал о ней, было жестоко.
Я до сих пор слышала ее плач. И тот последний, ужасный крик.
— То, что сделала она, было хуже. — Он опустился передо мной на колени, его голос стал напряженным, взгляд пылал убежденностью. — Кенна, в