Искушение - Джейн Генри

Вздрагиваю, когда голова Веры склоняется набок.

Она уснула. Просто спит.

Я не заметил, что задержал дыхание. Здесь, в первом классе, у нас достаточно места, свободы передвижения и возможности для сна. Но если кто-то ворочается... а именно это и делает Вера... то оказываешься на близком расстоянии.

Ее волосы щекочут мою руку. Аромат окружает меня, и, наблюдая за ней, вижу, как рука мягко ложится на грудь.

Что ей снится? Сцена, как над ней доминирует могущественный альфа-самец? То, как она теряет полный контроль?

Она жила уединенной жизнью, это все, что я знаю. Вера прячется за книгами и сложными словами, и, если я чему-то и научился, так это тому, что ей не хватает жизненного опыта. У нее нет парня, и, судя по тому, что узнал, у нее не было серьезных отношений.

Да. Готов поспорить на хорошие деньги, что Вера Иванова девственница.

На секунду дольше, чем нужно, позволяю себе пофантазировать. Каково было бы показать ей мир, о котором она только читает? Подчинить ее, управлять ею, видеть, как ее сладкие губы приоткрываются от экстаза, и слышать соблазнительный стон...

С силой захлопываю дверь этим мыслям, не позволяя себе ничего, кроме идеальной сдержанности. Я всегда контролировал свои эмоции, но сейчас ловлю себя на том, что чутко реагирую на ее поведение.

Помню, какой нежной была ее рука, когда мы поздоровались. Какой хрупкой она казалась, когда отодвигал ее от багажа.

Для мужчины было бы величайшей честью завоевать доверие такой женщины. Подчинить ее себе... Да, это вызов, но именно тот, который меня заводит.

Однако знаю, что не могу позволить себе поддаться слабости, как бы она ни манила.

Откидываюсь на спинку кресла и обдумываю свой следующий шаг.

Вздрагиваю, просыпаясь от того, что самолет сильно трясет. Сначала мне кажется, что это сон, но, осознав, что это реальность, ахаю и пытаюсь встать, но сильные, крепкие руки тут же удерживают меня на месте.

— Nyet, — голос Маркова звучит твердо. Его руки словно тиски прижимают меня к сиденью.

Над головой потрескивает динамик.

— Дамы и господа, мы попали в зону турбулентности. Поводов для беспокойства нет. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и убедитесь, что ремни безопасности застегнуты. Скоро мы выйдем из этой зоны...

Слова обрываются, когда самолет резко уходит в глубокое пике. Крики заполняют весь салон, заглушая любые мысли, включая мои. Паника захлестывает. Закрываю глаза и чувствую, как слезы вырываются сквозь сомкнутые веки.

Рядом раздается спокойный, собранный голос, который словно якорь возвращает меня в реальность.

— Vsyo budet khorosho.

Его тон, впервые мягкий и обнадеживающий, заставляет немного успокоиться. Не понимаю, что он говорит, но почему-то его слова действуют. Начинаю дышать глубже, вдох через нос, выдох через рот, когда теплая, сильная рука ложится мне на бедро.

Открываю глаза и вижу, что он смотрит прямо перед собой, оставаясь воплощением хладнокровия. Его челюсть напряжена, но страха он не показывает. Мои мысли проносятся вихрем — а что, если мы разобьемся? Мы выживем? Мой рациональный ум начинает высчитывать высоту, местоположение, шансы на спасение. Не могу собрать мысли в кучу. А что, если мы… что, если я…

Турбулентность заканчивается так же внезапно, как началась. Самолет летит спокойно в темноте ночного неба.

Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Дыхание приходит в норму.

— Spasibo, — говорю, используя слово, которое запомнила.

Марков молча кивает.

Опускаю взгляд на его руку, все еще лежащую у меня на бедре. Мы оба одновременно осознаем, что он касается меня так, как телохранитель не имеет права касаться. Конечно, он просто хотел меня успокоить, но эта интимность пересекает границу, которую мы не должны переступать.

Мои щеки вспыхивают, и теплый трепет рождается где-то глубоко внутри.

Может, не стоило перед сном читать книгу о богатых, властных и чертовски сексуальных миллиардерах, особенно сидя рядом с самым сексуальным русским мужчиной, которого когда-либо видела.

Кладу руку поверх его и, хоть это дается с трудом, убираю его ладонь.

Чувствую его взгляд на себе, но не поднимаю глаза, когда к нам подходит стюардесса.

— Прошу прощения за турбулентность, — говорит она.

Качаю головой.

— Если только вы лично не ответственны за поведение неба, я не думаю, что это ваша вина. Но спасибо, — отвечаю я.

Марков что-то говорит ей быстро на русском, и она смеется. Она отвечает, и он одаривает ее подобием улыбки.

Меня неожиданно пронзает укол ревности. Я хочу знать, что он ей сказал. Я даже не подозревала, что этот человек способен на юмор.

Я хочу быть той, кто заставляет его улыбаться. Ну или хотя бы почти улыбаться.

Они продолжают разговаривать, а я поднимаю книгу. Ладно, ведите беседу без меня. Просто буду читать и грустить о своих нереалистичных ожиданиях, ничего страшного.

— Он сказал, чтобы вы знали, он лишь хотел вас успокоить и просит прощения, если это выглядело неподобающе, — переводит стюардесса.

Моргаю и поднимаю взгляд на стюардессу.

— Простите?

Она повторяет. Смотрю на Маркова, который серьезно смотрит прямо на меня.

Прочищаю горло.

— Пожалуйста, скажите ему спасибо, — отвечаю, хотя хочу сказать гораздо больше. Впервые я рада языковому барьеру.

Удивляюсь, что спала почти весь полет. До посадки остается час.

— Хотите перекусить? — стюардесса предлагает нам корзину. Я узнаю знакомые маленькие упаковки с орехами и сухофруктами, несколько конфет, но также там есть закуски, которых раньше не видела, «Русское Поле», какие-то ржаные сухарики, и разнообразие шоколада с названиями вроде «Коркунов».

— Это отличный шоколад, — говорит стюардесса. — Вы любите шоколад?

— Ммм, конечно.

— Вот, — говорит она с улыбкой. — Возьмите несколько на пробу.

Не удивляюсь, что Марков отказывается от закусок и напитков, учитывая, что он, скорее всего, питается только омлетами из яичных белков и протеиновыми коктейлями. Такое тело не создашь на картофельных чипсах и шоколаде.

Начинаю пробовать угощения и комментирую вслух, притворяясь, что он меня понимает. Просто тишина между нами кажется тяжелой и напряженной.

— Ммм, мне нравится нежный вкус этого шоколада, — произношу, будто делаю дегустационный обзор. — Легкий намек на обжаренные орехи очень приятен. Конечно, это не M&M's, но тоже неплохо.

Он продолжает смотреть прямо перед собой, как будто я вообще не говорю. Что заставляет человека быть таким серьезным?

Снова погружаюсь в свою книгу, теряясь в вымышленном мире с ложными обещаниями,