Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел

Во мне кольнёт ревность. Я тут же гоню её прочь и стыжусь этой эгоистичной мысли.

— Понимаю.

Он меня знает и слышит в голосе грустную ноту. Протягивает ко мне руку:

— Идём. Помогу подняться.

— Даже если я не та девочка, которую ты ждал?

Я хватаюсь за его ладонь и устраиваюсь рядом.

Хайдес не отпускает, даже когда я уже сижу уверенно, в самом безопасном месте.

— Persefóni mou, эта девочка может появиться прямо сейчас — а я всё равно буду смотреть только на тебя.

Он поддевает пальцем прядь и убирает её за ухо. Улыбается, заметив привычный карандаш, фиксирующий остальное на затылке.

— Она — моё прошлое. Я живу настоящим, где есть только ты.

Я выдыхаю:

— Прости. Глупо, но я всё ещё ревную. Хотела бы, чтобы наши жизни были… не другими, но проще. Знаю, звучит неблагодарно, но…

— Знаешь, о чём я всё чаще думаю? — мягко перебивает он. — Что хотел бы украсть у кого-то счастливую, безоблачную жизнь, чтобы подарить её тебе.

Его голос — как ладонь по сердцу, растапливающая комки печали. Я откидываюсь на ветку и прижимаю к ней спину. Поворачиваю голову к нему, смотрю снизу.

Хайдес подаётся ближе и гладит меня по лбу.

— И в этой счастливой жизни… — шепчу. — Ты там есть?

Он качает головой:

— Нет, agápi mou.

— Тогда это не счастливая жизнь.

Он усмехается печально:

— Я — часть твоих проблем. Как бы тебе ни было трудно это признать. — Я уже готова возразить. — Знаю: на девяносто процентов это из-за моего отца. Хейвен, я понял, что твоё нежелание копаться в нашем прошлом связано с шантажом. С угрозой кому-то, кого ты любишь — возможно, мне самому. Я не дурак.

Я хмурюсь:

— Тогда почему ты настаивал?

Он пожимает плечами. В тени дерева его глаза почти чёрно-серые:

— Потому что мне всё равно, если кто-то угрожает моей жизни. Что это за жизнь — без наших воспоминаний? Что это за жизнь, если у нас отбирают счастливые моменты? Мы вообще живём, если нам не дают знать своё прошлое и откуда мы?

Я не знаю, что ответить. Первым импульсом я бы сказала: откажусь от любых воспоминаний, лишь бы он был в безопасности.

— За каждым нашим кошмаром стоит Кронос, — говорю, наконец. Глотаю, подбирая мягче слова — их нет. — Звучит безумно, но, когда мы вернёмся в Грецию на игру лабиринта, если выпадет шанс убить его, я его не упущу.

Его лицо твердеет:

— Если шанс выпадет, — подчёркивает. — Я сделаю всё, чтобы он появился. И мои братья — тоже.

Мы долго смотрим друг на друга, и за маской решимости и силы я вижу его слабость — ту, что он прячет, боясь, что до неё доберутся.

Луч света пробивается сквозь щёлку в листве и ложится на его ладонь, покоящуюся у меня на бедре. Я двигаю свою и переплетаю наши пальцы. Он сжимает тут же.

Не знаю, сколько мы так сидим — на дереве, в саду бывшего приюта, молча, — но рядом с ним место и обстоятельства будто перестают существовать.

— Я бы так навсегда, — шепчу, словно это тайна, и нас могут услышать.

— На дереве в приюте? — Хайдес проводит большим пальцем по тыльной стороне моей руки.

— С тобой, — уточняю, испытывая дежавю. — Я хочу быть с тобой всегда.

Он дарит мне улыбку.

— Ты в порядке? — спрашиваю, когда воздух становится легче. — Я знаю, ты многого ждал от этого дня. Надеялся, что я что-то вспомню.

Он хмурится:

— Совсем ничего не произошло, да?

— Хайдес… Я ничего не помню.

Его указательный палец ложится мне на губы. Вдруг он уже не такой печальный, как секунду назад. Панцирь равнодушия рухнул — но под ним не слабость, как я ждала. Другая эмоция. Которую он до сих пор прятал от всех.

— Хейвен, я почти уверен, что ты была здесь, когда была маленькой. Со мной.

Мне нужно несколько секунд, чтобы переварить.

— Что ты…

— Хейвен. — Он берёт моё лицо ладонью. — Пока мы ехали, ты не отрывалась от того видео. И, хоть ты не заметила, я тоже смотрел — пока мы стояли в пробке. — Хайдес просит меня достать телефон.

Мы пересматриваем запись ещё раз.

Когда она обрывается, он смотрит прямо. Чего-то ждёт, а я не понимаю чего.

— Ты не заметила?

Я выпрямляюсь:

— Хайдес, я не понимаю. Объясни, пожалуйста.

Он запускает видео снова, и мне хочется швырнуть телефон вниз — до того я им сыта. Но его длинный палец касается экрана и останавливает на секунды позже, чем исчезает Аполлон. Он указывает на место. Я щурюсь.

Мой рот раскрывается. Я хватаюсь за Хайдеса — боясь свалиться от шока.

— На земле есть тень. Слева — с противоположной стороны от той, куда ушёл Аполлон, — объясняет он, хотя я уже въехала. — Маленькая тень, почти наверняка детская. Мелькает на пару секунд и гаснет. Значит, видео резали, и кусок выкинули. Кусок, где, возможно, появился я. Как и утверждал Арес.

Всё настолько внезапно и новое, что мысли рассыпаются — не то что связные фразы. Я хочу спросить, что дальше, но всё ещё перевариваю находку. Как я могла это пропустить? После бесконечных пересмотров?

— Теперь ты должна мне довериться, — выдёргивает меня из ступора его голос. Я замечаю, что он готов спрыгнуть: ноги согнуты, корпус на пружине. — И главное — идти за мной.

— Хайдес… — возражаю вяло.

Дверь сада распахивается — внутри Гермес, другие Лайвли и Лиам. Афина делает шаг вперёд и смотрит на брата со странным блеском:

— Значит, Арес прав, когда говорит, что ты обезьяна.

Я давлю смех. Хайдес прыгает вниз и приземляется на траву, упираясь ладонями для устойчивости. Как помогал мне подняться, теперь подаёт обе руки и спускает меня безопасно.

— Что, если мы просто свалим отсюда? — предлагает Герм. — Не хочу больше видеть эту бритую голову с двумя люстрами в ушах.

Хайдес берёт меня за руку и тянет, проходя мимо семьи и Лиама:

— Мы ещё не закончили. Идите за нами, без вопросов и без нытья.

Прекрасный заход, Хайдес.

Афина и Зевс молча спрашивают меня глазами, что задумал мой парень, но я знаю ровно столько же. Пожимаю плечами и показываю им: делаем, как сказал он.

Мы подходим к комнате, в которую скрылась Александрия, и Хайдес даже не стучит — нажимает на ручку и врывается. Она удивлена и заметно раздражена. Сидит за чёрным столом; экран компьютера льёт на лицо синеватый свет.

— Даю тебе две минуты сказать правду, — прижимает её Хайдес.

— Прошу прощения? — потом до неё доходит. Или делает вид, что не сразу поняла. — Снова, Малакай?

Хайдес отпускает мою ладонь и нависает над столешницей. Упирается ладонями в чёрную поверхность и наклоняется к женщине — та, чтобы показать уверенность, не двигается ни на миллиметр.

— Когда мы приехали… ты назвала меня Хайдесом. Тебе неоткуда знать, что приёмные родители сменили мне имя. Значит, ты оставалась на связи с Кроносом — или хуже: с самого начала знала о его планах. — Он не даёт ей вставить слово. — А когда Хейвен представилась, ты опешила, потому что ждала, что она скажет: Артемида. Ты знала о планах Кроноса. Знала, что он хотел меня, Аполлона и Артемиду. Но Хейвен удочерили в другую семью — и Кронос разозлился на тебя. И да, ты рассчитывала, что он её потом вернёт. А нет. — Он усмехается. — Тебе бы видеть своё лицо, когда я взял её за руку и ты поняла, что мы не брат и сестра, а вместе. Ты ведь поняла, да?

Директор Сент-Люцифера молчит. Я вижу, как она лихорадочно ищет оправдание — бесполезно. И даже если придумает — нам не хватит.

Хайдес оборачивается к нам, полусидя на столе Александрий, словно это его кабинет:

— Видео с Хейвен и Аполлоном снято в месте этого здания, где нас не водили. Здесь всё переделано — поэтому Хейвен не увидит ничего, что оживит её память.

— И где эта комната? — спрашиваю я, искренне жадная до ответа.

Хайдес указывает на пол:

— Под землёй. И Александрия нас туда отведёт.

Женщина вскакивает, как от удара молнии:

— Нет! — кричит. Прежняя выдержка слетает. Лицо вспыхивает — то ли от злости, то ли от нервов. — Немедленно уходите. Сейчас же.