Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел
Улыбаюсь, довольный:
— Так-то лучше.
А Хейвен уже сворачивает к выходу, но я перехватываю её за запястье:
— Пойдём. Нам надо поговорить.
Я почти слышу, как в её голове завывает сирена. Она неловко вырывается и пятится:
— Я сначала хотела…
Она уже поворачивается ко мне спиной.
— Э-э, нет, — одёргиваю. — Сейчас ты делаешь неправильно.
Обвиваю её талию и завожу в комнату.
Она упрямо избегает моего взгляда. Я кончиком носа касаюсь её носа:
— Смотри на меня, Хейвен.
Послушно поднимает глаза, и я, не отводя взгляда, беру её руку и поднимаю на уровень наших лиц. Вглядываюсь. Костяшки исцарапаны, на запястье синяк.
Волна злости накрывает раньше, чем успеваю включить логику:
— Это что? — шиплю.
Хейвен мотает головой и пытается опустить руку. Я не поддаюсь. Касаюсь губами тыльной стороны ладони, аккуратно обходя синяк.
Она откидывает голову к стене и закрывает глаза:
— Сегодня была эта катавасия с Аресом, но обычно я возвращаюсь, когда ты ещё спишь. Каждое утро в пять я в зале, тренируюсь. Потом обратно, душ — и жду, пока ты проснёшься, чтобы сделать вид, будто только что встала.
Я не сразу нахожу, что сказать. Это смешение растерянности… и странного восхищения.
— Тренируешься? С грушей? Одна?
Она пожимает плечами:
— Вы же меня уже всему научили…
— Постой, постой… Зачем? Почему ты продолжаешь?
Хейвен медлит:
— Я не знаю, что будет в лабиринте, но, судя по вашим спутанным воспоминаниям, точно ничего хорошего. Я не хочу встретить это без подготовки. Особенно если это единственный шанс убить твоего отца.
В этих словах столько характера, которого, кажется, не было у меня за все двадцать два года, — и я сразу понимаю.
— Тебе страшно? — шёпотом.
— Мне не страшна игра. Мне страшно проиграть. Если я проиграю, всё дерьмо, через которое мы прошли, окажется впустую. А мой отец и Ньют останутся с тем же долгом.
Боюсь проиграть. Это не про «проиграть раунд». Это про «умереть». Часть её уже понимает, что можно не выйти живой — и впервые это доходит и до меня. Я раньше не допускал мысль, что Хейвен может… Не…
Воздух перехватывает. Меня накрывает первобытный ужас.
— Если ты проиграешь… — я запинаюсь, как идиот, не умея отгородить чувства и говорить разумно. — Такой опции не существует. Ты не проиграешь.
— Она существует, — спокойно отвечает она, — и, если мы не начнём её учитывать, будет только больнее. — Видит, что я собираюсь спорить: — Хайдес.
Я хлопаю ртом. Она непреклонна. И не понимает, как больно мне уже сейчас от такого разговора.
Бесполезно дальше упираться и тянуть одеяло логики.
— Тогда сыграем в игру, — говорю. Её взгляд сразу вспыхивает любопытством. — Ты когда-нибудь думала о бакет-листе? Списке того, что нужно успеть до смерти. Опытов, которые обязательно пережить хотя бы раз до ухода.
Она поджимает губы ровной линией и качает головой.
— Начнём сегодня. Как только придёт в голову — говори. Будем исполнять. Идёт?
— Посмотреть северное сияние, — выдаёт не раздумывая.
Я мнусь:
— Я бы тоже хотел. Но вряд ли у нас есть время смотаться в Северную Европу. Есть, конечно, Канада, но…
Хейвен тихо смеётся и щёлкает меня по щеке:
— Прокатиться на мотоцикле, как ты давно обещал.
Улыбаюсь:
— Это легко.
— Увидеть Лиама с девушкой, — добавляет.
— Что-нибудь реалистичнее?
Хейвен закатывает глаза и шутливо толкает меня, будто отталкивая, но я, наоборот, крепче прижимаюсь и целую её в макушку:
— А ещё?
Ответа нет. Я слишком увлёкся — поглаживаю её бока, просовываю пальцы под чёрную толстовку, чувствуя тёплую, мягкую кожу — и слишком поздно замечаю, как её взгляд утекает к окну.
— Хочу сделать снежного ангела, — шепчет она. Потом показывает жестом.
Я прослеживаю направление. За стеклом крупные хлопья валят с неба и ложатся на асфальт. Мы молча смотрим: с каждой секундой узор становится плотнее, снег идёт всё чаще и гуще.
— Почему бы тебе не принять обжигающе горячий душ, а потом спустимся в сад? — предлагаю. — Через час лужайку уже накроет слой, и сможешь наделать ангелов сколько душа пожелает.
Она прикусывает губу, взвешивая идею, и наконец кивает. Я сжимаю её талию — знаю, что щекотно, — она подпрыгивает от щекотки. Смотрю ей вслед и пользуюсь моментом, чтобы одеться. Выходжу в маленькую гостиную — и с ужасом обнаруживаю гостей.
Лиам, Гермес и Посейдон втиснулись на двухместный диван. Настолько плотно, что Лиам половиной корпуса сидит у Поззи на коленях, другой — у Гермеса.
— Вот и три идиота. И что вам теперь нужно?
— Тебе тоже доброе утро, Дива, — тянет Гермес. Жует жвачку единственно доступным ему способом — раздражающе. — Хотя мы предпочитаем название «ТреМенды».
Лиам тут же поддакивает:
— О да. У нас даже чат так называется. Мы там в основном стебём тебя и Аполлона.
Делаю вид, что не услышал, иначе подвешу их всех троих к стене.
— Повторяю вопрос: зачем вы здесь?
Гермес зевает и потягивается:
— Снег пошёл. Вы с Маленьким Раем собираетесь играть в снегу?
— Нет.
Он прищуривается:
— Ты говоришь «нет», потому что не хочешь, чтобы мы пошли с вами.
— Да.
— Значит, идёте?
— Да.
— Это приглашение? — он показывает на себя, потом на двух других идиотов. Лиам и Посейдон синхронно улыбаются.
— Абсолютно нет.
Гермес глядит на телефон:
— Прекрасно. Мы будем.
Глава 50. ВСЁ, ЧТО СЛУЧАЕТСЯ ДО ТРЁХ НОЧИ
Артемида, богиня света, покровительствовала путникам и странникам и считалась их проводницей — особенно в ночных лесах. А раз ночью в лесах полно зверья, она была ещё и богиней охоты: в сопровождении нимф и стай гончих она шла тропами в коротком хитоне, с луком и колчаном в руках.
— Как вы думаете, будет бестактно, если я совершу ещё один вояж на Санторини? — спрашивает Лиам, спрыгивая с катера, который высаживает нас на берегу острова Лайвли.
Хайдес кидает ему сумку. От тяжести Лиама качает, корпус опасно заваливается назад. Зевс поддерживает его за плечи.
— О, спасибо, мистер Зевс.
— Каждый раз, когда слышу от него это «мистер Зевс», хочется отвесить ему пощёчину, — шипит Афина, проходя мимо меня.
— Каждый раз, когда вспоминаю, что мы притащили с собой ещё и Лиама, хочется отлупить уже каждого из вас, — добавляет Хайдес. — Можно узнать, зачем вы его взяли?
Гермес тащит чемодан ядовито-жёлтого цвета. Лёгкий холодный ветер шевелит светлые кудри.
— Он нам нужен, чтобы разряжать чрезмерно драматичные моменты. Ну там, если кто-то вдруг умрёт, Лиам и его зебровые штаны на похоронах ненадолго отвлекут нас от боли.
Лиам встраивается рядом, на лице у него комичная гримаса:
— Вообще-то я на днях купил чёрный, классический костюм. Не хотел приезжать неподготовленным.
— Держите меня, а то врежу, — синхронно огрызаются Афина и Хайдес.
Общий настрой — так себе. Поздно ночью мы вылетели из Йеля и добрались до аэропорта Туид Нью-Хейвен, где нас, к нашему изумлению, ждал и Дионис.
На самолёте Хайдес и Афина сели рядом и весь полёт что-то шептали друг другу.
— Дай сюда, — Гермес вытаскивает меня из мыслей. Его лицо возникает в поле зрения; он наклоняется, чтобы перехватить мой баул с вещами и закинуть его себе на плечо.
— Я сама донесу, — отбираю.
Герм быстрее:
— Вид у тебя, Маленький рай, так себе. Не обижайся.
Мы идём по песку молча. Даже Лиам с Аресом не выдают ни одной не к месту реплики. Я шагаю рядом с Гермесом, но взгляд держу на спине Хайдеса — он несёт свои сумки и половину Афининых.
И тут я вижу Кроноса на балконе второго этажа. На нём белый парадный костюм с витиеватыми золотыми линиями и трость с круглой — наверняка золотой — рукоятью. Рядом Рея — в платье того же цвета, с распущенными светлыми волосами, которые падают на грудь и притягивают взгляд к сердцевидному вырезу.